- А что в нем такого страшного? - спросила Марина. - Он кто, мастер сглаза? Специалист по наведению порчи?
- Хуже! Много хуже. Спрут он, самый настоящий. Молись, девонька, чтобы ты в недобрый час ему не попалась.
Марину несколько озадачили анималистические ассоциации ведуньи, и она уточнила еще раз:
- Чем он опасен, госпожа Зара?
- У него щупальца, во-от такие, - ведунья широко развела руки. - Он может влезть в душу и пожрать твое сердце. И тогда ты станешь слугой спрута, но не будешь об этом знать. Поняла, девонька?
Марина ничего не поняла, но на всякий случай кивнула. Когда ведунья, звеня амулетами, удалилась, следователь подошла к окну и уставилась в прозрачные сумерки. Внезапно ей представился огромный город, где маньяки-насильники охотятся за невинными жертвами, а чудовищные спруты вонзают щупальца в трепетные сердца.
Бред какой-то.
Марину передёрнуло.
Что же делать? К прокурору, по зрелому размышлению, идти рано. Провести оперативное задержание сотрудника правоохранительных органов без конкретных доказательств? Потом позору не оберешься. Подождать? Один день ничего не решает. А если насильник пойдет на новое преступление именно сегодня? Пожалуй, надо брать Макорина в оперативную разработку.
За окном быстро темнело. Начинался вечер, обыденный, хмурый, ничем не отличающийся от вчерашнего. Для всех, кроме преступника, подумала Марина. Для него отличается. В корне. Вчера его личность ещё была никому не известна.
Глава 11. Жених
Я знаю эту сволочь. Заочно, разумеется. Того урода, который вчера помешал свадьбе. Видел его, и не раз, в Академии правосудия. И запомнил, конечно. Память у меня профессиональная, цепкая, да и забыть такую рожу нелегко.
Не знаю, почему я его не пристукнул. Это едва ли не первый поступок в моей жизни, который не могу себе объяснить. Симптомчик, однако. Хоть иди к психиатру и жалуйся на неадекватность. Я живо представил себе диалог:
- Видите ли, доктор, совершил вчера полную нелепицу. Не порешил калеку убогого, которого соплёй перешибить можно. Раз - и нет калеки. Не знаю почему, хоть убейте, доктор. Вы думаете, у меня отклонение? Полагаете, это серьёзно?
- Ну что вы, Владимир Анатолиевич, что вы, голубчик, - воображаемый психиатр поправил очки и потеребил эспаньолку. - Не переживайте, ничего страшного не случилось. Бывает, совершили оплошность, никогда не поздно исправить. Вы его ещё непременно встретите. И тогда, безусловно, с ним рассчитаетесь. Топорик-то есть у вас?
- Есть, - утешил я эскулапа. - Есть топор. Так вы думаете?..
- Безусловно, - заботливо сказал доктор. - Идите, Владимир Анатолиевич, и ни о чём не беспокойтесь. Вы в полном порядке, вам, дорогой, позавидовать можно.
Я стёр несуществующего психиатра из памяти и собрался было аналогично поступить с калекой, но внезапно осознал, что сделать этого не могу. Что-то мешало мне, не позволяло забыть этого урода, навязчиво возвращало мысли к нему. Внезапно я отчётливо понял, что вчерашняя оплошность может дорого обойтись. Я позвонил знакомому, который уже четвертый год дармоедствовал в раповской аспирантуре.
- Знаю такого, - обрадовал меня несостоявшийся пока учёный криминалист. - Убогонький. Его за глаза все Квазимордой зовут. И морда действительно ещё та, настоящая квази. В общем, как сказали бы классики - жалкая ничтожная личность.
Я поблагодарил и попытался сосредоточиться. Мешал Квазиморда, он упорно не шёл из головы, мерзко хихикал, кривлялся и строил рожи. Избавиться от мыслей об этом уроде удалось лишь недюжинным усилием воли.
В Свиблово я прибыл ровно в девять. Сделал контрольный звонок и услышал длинные гудки. Что ж, прекрасно, невесты нет дома. Я занял наблюдательный пункт у входа в метро. Обзор отсюда был прекрасным, я никак не мог её пропустить.
Внезапно я ощутил чувство голода. Чёртов урод, это из-за него я не удосужился перекусить перед выходом. Я огляделся - неподалёку притулился неказистый магазинчик, внутри ещё горел свет. Туда и обратно, займет всего две минуты.
Мне хватило и одной. Колбаса в упаковке, пара сырков, бутылка минералки и лаваш. Я бросил на прилавок три сотни, сказал "сдачи не надо" и поспешил на выход. И, едва выбравшись наружу, нос к носу столкнулся со своей невестой.
- Ой, это вы? Здравствуйте, - Машенька улыбнулась и сразу отвела взгляд. - А я вас помню, не знаю, правда, помните ли вы меня. Вы здесь живёте?
Я сказал, что живу, поклялся, что помню, рассыпался в комплиментах и выразил бурную радость по поводу встречи.
- Я непременно вас провожу, - заверил я невесту. - По чести говоря, неприятный район, криминогенный. Вы не спешите? Я сейчас заброшу продукты в машину и сразу вернусь. Это займёт не больше пяти минут. Договорились?
Туристский портативный топорик лежал под запаской в багажнике. Я сунул его за пазуху, под плащ, и примостил рукоять в специально нашитую для неё кожаную перевязь. Попрыгал на месте, проверяя, что топорище прилегло к телу плотно и не мешает двигаться. Захлопнул багажник и двинулся навстречу своей желанной.
Глава 12. Шафер
Вечерний проспект затихал, редкие машины пробегали мимо метро. Ветер прекратился, ночь обещала тишину и покой.
А Митю колотило от злости.
"Дрянь, какая же она дрянь", - повторял он отчаянно. И сам он тоже хорош - сколько можно себе говорить: не делай людям добро. Все равно окажешься виноватым. Получил вчера по морде? Поделом, не лезь к принцесскам. Нет, сегодня опять приперся.
Вчерашний день был одним длинным кошмаром. Допрос в прокуратуре, фотографии изуродованных девушек. Идиотские мысли о собственном могуществе и не менее идиотская попытка предупредить Машку.
С Машкой получилось хуже всего.
Когда вчера он увидел ее фигурку, замершую в круге света перед рыночком, расхристанную, растрепанную, она показалась ему такой же несчастной, такой же одинокой, как он сам. Сразу вспомнилось - ребята говорили, что отец-генерал постоянно торчит в контингенте каких-то там войск, то ли в Судане, то ли в Югославии, что генеральша пьет по-черному. Что Машка от них сбежала к бабушке, ухаживала, пока та болела и умирала у нее на руках.
Он принял Алферьеву за свою. И это было ошибкой.
Сегодняшний денек тоже не блистал искрометным весельем. С трудом отсидев две лекции, сдерживая себя, чтобы не позвонить и не нарваться на очередное хамство, Митя поехал в горпрокуратуру. Там ему запомнилась толстенная тетка, одетая как цыганка, которая, увидев его, всполошено подхватила юбки и удрала. У тетки было перепуганное лицо. В кои-то веки Митя вызвал у человека не жалость, а страх, и это его позабавило.
В клинике медсестра, повертев в руках направление на медосмотр, погнала Митю сдавать анализы. В комнатке с игривой табличкой "Мастурбационная", увешанной фотографиями голых девиц, у него долго ничего не получалось. Сначала мешал сосед, шумно онанировавший на Аллу Пугачёву. Потом просто ничего не выходило, и так продолжалось, пока он не начал думать о Машке. Из глубины сознания выплыл полосатый матрац с желтыми потеками, распростертая фигура на нём - и все моментально пошло.
И надо было ему опять переться в Свиблово? Душа, видите ли, не на месте. Да ещё этот мужик, в кепке на глаза, прикидывающийся то ли спящим, то ли пьяным.
Он старательно делал вид, что Митя его не интересует. Всю дорогу до Новокузнецкой, через два перехода и вниз по эскалатору не интересует. Типа ни капельки. Из вагона мужик вышел вслед за Митей и сразу куда-то сгинул. Митя пожал плечами и поплёлся к лестнице. Поднялся наверх, вышел из метро, проковылял по подземному переходу. Одолел его и на выходе нос к носу столкнулся с Машкой. Набор бранных эпитетов, которыми она его наградила, Митю добил окончательно. Он прошаркал к ближайшему грязному, заколоченному торговому ларьку и опустился на заботливо прислоненный к стенке ящик.