— Она еще заслужит свою славу, будь уверен, — голем задумчиво кивнул, но Тренчу показалось, что он кивает не столько своему пленнику, сколько собственным мыслям, — Она еще заставит небесный океан побурлить, это уж наверняка… Восточный Хуракан тоже с малого начинал. Главное не количество пушек на гандеке и не то, сколько у тебя парусов. Главное — пиратская кровь. Если натура нужная есть, все остальное нарастет с опытом. А натура у нее самая подходящая. Пиратская натура.
Тренч не сразу понял, какое именно слово царапает его, точно крошечный камешек, застрявший в сапоге.
— Она?
— Она, — абордажный голем покосился на него, — Капитанесса Алая Шельма.
Тренч изумился настолько, что сразу отстал от колосса на несколько шагов.
Капитанесса? Мало того, что корабль причудливее некуда и служит на нем не разбери кто, так еще и капитан — женщина? На миг ему показалось, что небо переворачивается вверх ногами. Рейнланд, конечно, был щучьим углом в воздушном пространстве Готланда, но и туда с редкими газетами просачивались иногда новости. Например, новости о том, что в каледонийский флот стали набирать особ женского пола, преимущественно на должности стюардов, подшкиперов и судовых медсестер. Старики Рейнланда на эти новости лишь поджимали губы — чванливых выскочек-каледонийцев на всех островах Готланда не очень-то жаловали. Но капитан?! Даже он, сухопутный карась, с трудом себе это представлял. Что ж, стоило ожидать, что у пиратов все устроено не самым привычным образом…
Капитанесса Алая Шельма. Он попробовал это сочетание на вкус, и вкус оказался резким и пронзительным, как у застоявшегося рома — все равно звучало крайне зловеще. Но у пиратских капитанов, наверно, так заведено. Не назваться же ей, в самом деле, Юной Фиалкой или Пучеглазой Плотвой. Опять же — женщина… Женщины любят красивое, броское, будь то ткани или имена. Что ж, по крайней мере, решил Тренч, у капитанессы «Воблы» был вкус. Слабое утешение — на тот случай, если ей вздумается сыграть с ним какой-нибудь фокус из числа тех, которые пираты обычно проворачивают со своими пленными.
Дядюшка Крунч трактовал замешательство Тренча самым верным образом.
— В старые времена я бы и сам не поверил, — пропыхтел он, — Девчонка за штурвалом корабля! Видано ли! В пиратском деле традиции сильны, они как якорная цепь, на них все держится. Традиция велит от отца к сыну пиратское ремесло передавать. В старые времена сказали бы мне, что девчонка свой флаг на мачте корабля поднимет, да еще и пиратского, пружины бы лопнули от смеха. В старые времена порядки иные были. А сейчас… Не повезло Восточному Хуракану. Был у него отличный корабль, был верный экипаж, пороху и золота вдосталь, даже клад был… А вот внука Роза не послала. Одну лишь внучку.
— Вот как…
Голем смерил его тяжелым взглядом от подошв до взъерошенных волос.
— Алая Шельма десять таких, как ты, рыба мороженная, одной рукой возьмет, понял? Настоящий капитан моя Ринриетта. Семь лет «Воблой» командует и уже успела больше кораблей в Марево отправить, чем ты за всю свою жизнь видел!
В последнем Тренч ничуть не сомневался. Как и в том, что капитанесса Алая Шельма достаточно серьезна, чтоб просто вышвырнуть его с корабля, мельком взглянув. Если он жив до сих пор, то только лишь потому, что самонадеянно назвался инженером. Как только пираты разберутся, что он на самом деле за инженер, как только заглянут в его мешок…
Он уже представлял эту Алую Шельму так ясно, словно она самолично стояла на верхней палубе, преграждая им путь. Рано постаревшая женщина, грузная, как боченок, с мускулистыми руками, багровыми от загара сверхбольших высот. Лицо похоже на крупную сеть из-за множества пересекающихся кое-как затянувшихся рубцов, в приоткрытом рту видно лишь несколько зубов, да и те желты от табака. Неопрятные полуседые космы кое-как связаны на голове выцветшими тряпками. Но хуже всего взгляд… Слишком уж живо Тренч его представил. Плотоядный взгляд воздушного хищника, привыкший смотреть не мигая что на мелькающее средь облаков солнце, что на корчащегося в муках противника. А еще от нее наверняка будет вонять рыбьим жиром, табаком, ромом и жженым порохом. Тренч в свое время прочел множество пиратских рассказов, но шестнадцать лет — это тот возраст, когда Роза дает понимание — не все в настоящем мире такое, каким кажется.
Он так увлекся этой жуткой картиной, что даже не сразу заметил, как Дядюшка Крунч продолжает бормотать себе под нос: