— Он был из тех, кого Роза наделяет несчастливым беспокойным ветром. Такие не могут жить на твердой земле. Такие бултыхаются в небе просто потому, что любят вкус ветра на губах. Но это не сделало его пиратом. За его голову даже не объявляли вознаграждения — Уния вообще не подозревала о его существовании.
— Он…
— Он ни разу за всю жизнь не был в воздушном бою. Он улепетывал от сторожевых кораблей и то и дело сбивался с курса. Ему никогда не приходилось выбираться из действительно мощного шторма, а абордажную саблю он и вовсе не умел держать в руках. Твой дед был неудачником, вообразившим себя пиратом. Но ради тебя он совершил свой первый и единственный подвиг.
Он больше не видел Алой Шельмы, не видел даже ее силуэта, но вдруг почувствовал на остывающей металлической щеке ее дыхание. Беспокойная шестеренка внутри почти остановилась, он чувствовал ее затихающий ход. Ни один механизм не может работать бесконечно. Но он должен был еще многое сказать. Торопясь, боясь, что опоздает, что не сможет уместить всего в те жалкие слова, что у него остались, Дядюшка Крунч забормотал:
— Откажись от… сокровища. Брось его. Оно… ведет… к гибели. Это… не твой ветер…
— Откажусь, откажусь, откажусь, — забормотала она, прижимаясь к нему, — Я забуду про «Аргест». Дьявол с ним! Только не уходи, дядюшка! Ты обещал деду, что будешь следить за мной! Не уходи, слышишь? Это приказ! Приказ капитана!
Дядюшка Крунч мысленно улыбнулся, чувствуя затухающее дрожание в груди. Латунная шестерня, бередившая его, больше не двигалась. Он думал, это будет страшно, но ничего страшного ровным счетом не произошло. Напротив, его душа стала вдруг наполняться сладкой безмятежностью, словно он, преодолев напряженный воздушный фронт, пронизанный беспокойными и злыми ветрами, вдруг очутился на высоте, где царит полное и абсолютное спокойствие.
На короткий миг обложившее его густое облако вдруг разошлось. И хоть миг этот пролетел быстрее, чем рыба хлопает ртом, он успел все рассмотреть.
Растерянную Шму с полными слез глазами, на плечо которой оперся непривычно серьезный, с потемневшими глазами, Габерон. Плачущую Корди с тревожно вертящимся на плечах Мистером Хнумром — ее держал за руку хмурый, опустивший вниз лицо, Тренч. Ринриетту, отчаянно заглядывающую ему в лицо, словно пытающуюся найти что-то в невыразительном оскале стальной маски…
Дядюшка Крунч выдохнул, ощущая, как окружающий его мир быстро делается призрачным и невесомым, вновь стремительно окутываясь облаком. Суетливый, глупый, странно устроенный мир, в котором Роза никогда не наведет порядка. Он вдруг почувствовал, что его тело начинает опускаться, а может, напротив, окутавшее его облако стремительно возносится вверх. Он решил наблюдать за этим облаком, пока сможет.
Облако летело все быстрее и быстрее, на ходу выпуская пенные шапки и белоснежные перины, летело куда-то в непроглядную высоту, непокорное ни одному из хлещущих ветров, летело и влекло за собой Дядюшку Крунча. А потом вдруг затрепетало, готовясь исчезнуть. Это тоже не было страшно. Это было необходимо, он знал это.
Но все равно улыбался. Потому что в последнюю секунду его существования облако вдруг стало похожим на котенка.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
НАД ВОСЬМЫМ НЕБОМ
«Позволю напомнить коллегам-метеорологам, что в сентябре
прошлого года в небесный океан был успешно запущен
управляемый зонд моей собственной конструкции, который
поднялся на высоту в сорок три тысячи футов, прежде считавшуюся
недостижимой. Помимо необычных атмосферных явлений и
неизвестных прежде течений он позволил выявить любопытные и
прежде не встречавшиеся породы рыб, однако же границ ни
Восьмого ни Девятого, ни, скажем, даже Десятого Неба ему
обнаружить не удалось. Исходя из этого, я счел возможным в своей
докладной записке просить почтенный Институт избавиться наконец
в своих заключениях от гнета клерикального балласта,
сосредоточившись на выявлении истинных законов воздушного