«Аргест» оказался между кораблями и опутал их своими отростками. Несмотря на то, что изображение все так же было лишено звука, Ринриетта побледнела — ей показалось, что она слышит скрежет железа. Огромные дредноуты, способные выдержать настоящий шквал снарядов, сминались, как детские кораблики, сложенные из бумаги. Бронепластины лопались и гнулись, палубы заворачивались как легкие жестяные крышечки от консервированных сардин, многотонные орудия сгибались одно за другим… Это не был бой, это была казнь — мучительная, страшная, неотвратимая.
— Хватит! — не в силах сдерживать отвращение, Ринриетта схватила попавшуюся под руку чернильницу и швырнула ее в призрачное чудовище, — Хватит! Хватит! Довольно!
Разумеется, чернильница не причинила «Аргесту» ни малейшего вреда. Она пролетела сквозь изображение и врезалась в стену. «Аргест» понемногу стал тускнеть, рассеиваясь, как и два кома измятой стали, которые он все еще держал в объятьях, обвив своими щупальцами. Пока не пропал полностью.
— Выключено, — отозвался «Малефакс» лаконично.
Кабинет был пуст, не считая копошащегося в углу вомбата. Ни дымящихся остовов кораблей, ни пламени, ни горечи порохового дыма. Ринриетта не сразу смогла убедить себя в том, что сидит в тысяче миль от поля битвы. Еще больше времени ей потребовалось для того, чтоб унять бьющееся сердце и опрокинуть в рот рюмку хереса. На миг даже перестало казаться, что жидкость отдает рыбьим жиром…
— Ты был прав, «Малефакс», он стал сильнее, — несмотря на то, что призрачный «Аргест» давно растворился в воздухе, Ринриетта поймала себя на том, что старается даже не глядеть в ту часть кабинета, где он прежде был, — Гораздо сильнее.
— Поэтому я и хотел, чтоб вы посмотрели это воочию. Да, он стал гораздо сильнее. Он сконцентрировал в себе огромный магический заряд, который позволяет ему справляться с любым противником одной лишь силой молекулярной трансформации. За всю историю воздушного океана такая сила еще ни разу не сосредотачивалась в одних руках. Страшно представить, что станет со всеми нами, если она выплеснется…
— Откуда он берет эту силу? — требовательно спросила Ринриетта, — Даже существо с его способностями не может нарушать законы мироздания?
— Он и не нарушает. Он черпает магию изо всех доступных ему источников. Из воздуха, из водорослей, из…
— Из кораблей, — произнесла Ринриетта с отвращением, — Он опустошает все, что попадается ему на пути. И если Каледонийский Гунч надеется, что королевский флот Каледонии сможет спасти нас от этого чудовища, хотела бы я обладать хоть толикой его оптимизма…
Ринриетта подошла к окну, чтоб взглянуть на едва видимые в ночи силуэты кораблей королевского флота в гавани. Корабли были похожи на закованных в доспех рыцарей, охраняющих ее покой. Обычно это зрелище ее успокаивало. Но не сейчас. Сейчас даже толстый камень стен не казался ей надежной защитой.
Она принялась молча надевать сапоги, сбитые о мостовые Ройал-Оука и все еще сырые.
— Могу я осмелиться спросить, куда вы направляетесь? — почтительно осведомился «Малефакс», наблюдая за ней из своего угла.
Ринриетта усмехнулась. Она чувствовала такую усталость, словно сама на протяжении последних нескольких суток участвовала в нескончаемом воздушном сражении.
Затянувшемся, бессмысленном и, пожалуй, совершенно напрасном.
— Наступают сложные времена, «Малефакс». А значит, каждый из нас должен сделать максимум из того, на что способен. Ты согласен со мной?
— Пожалуй, что так. И все же, куда вы собираетесь?
— К ближайшему молочнику. Куплю нашему пройдохе свежих сливок. А что мне еще прикажешь делать?
— …а второй его внук звался Ритард, он с моей кузиной в ту пору как раз обвенчался. Рыжий, что твой лялиус и нрава самого скверного! Он, изволите видеть, и начал эту канитель с мельницей. Но только он не сам это придумал, а через миссис Уифф, она издавна держала обиду на мою уважаемую маменьку. Конечно, все это было из-за письма, мельницу они лишь потом приплели. Приходит, значит, как-то вечером мой дядя Потт и говорит «Давай письмо!», а ну как я его дам, если еще третьего дня его взяла кузина Мэппи, понятно, для чего. Хорошо помню тот вечер, еще пеламида низко-низко шла, к самому острову спустилась, а это, всем известно, дурной знак. Значит, о чем я…