— Извините, что вынуждена отвлечь. У Адмиралтейства срочное и не терпящее отлагательств дело к мисс Уайлдбриз.
Линдра щелкнула каблуками, вытянувшись возле двери. Как и прежде, форма сидела на ней безукоризненно, берет не сбился ни на дюйм, подбородок по-уставному смотрел строго вперед и немного вверх. Ринриетта машинально впилась в подлокотники своего архаичного неудобного кресла, может, только поэтому и усидела на месте.
— Я… слушаю вас… кхм… офицер, — даже язык от неожиданности не отнялся, не пересох, — Если я чем-нибудь могу вам…
— Боюсь, это приватный разговор, — отчеканила Линдра, глядя куда-то в потолок и вытянувшись как струна, — И я была бы вам благодарна, если бы вы могли принять меня наедине.
От ее голоса веяло холодом металла — как от форменных, с королевским вензелем, пуговиц на ее мундире. Она и выглядела больше как серебряный рупор, призванный донести высочайшую волю, чем как человек. Но если она хотела выглядеть бесстрастной и по-каледонийски отстраненной, то явно недостаточно подготовилась. Ринриетта машинально отметила несколько прядей, выбившихся из-под фуражки, а еще легкий румянец на скулах — признак того, что госпожа офицер преодолела весь путь быстрым шагом и только перед дверью успела немного отдышаться.
Кин так же розовела после долгого и утомительного пути на крышу…
Старик проявил несвойственную ему прежде сообразительность. Он поднялся и поспешно зашаркал к выходу, бормоча себе под нос что-то про злосчастную мельницу.
Линдра не спешила заговорить. Даже когда они остались наедине, она бесконечно долго разглядывала кабинет, уделяя внимание тем его деталям, которые не имели ни малейшего к ней отношения, и хмуря брови. Умение сохранять в любой обстановке холодную бесстрастность требовало много сил, а их у нее, кажется, сейчас было отнюдь не в избытке — Ринриетта заметила, что затянутые в перчатки пальцы, которым полагалось лежать четко по шву бриджей, немного подрагивают, нарушая общую картину. Да и во взгляде Линдры угадывалось определенное напряжение, слишком уж резко он перескакивал с одного предмета на другой, словно был бессилен зацепиться за что-то одно и лихорадочно перебирал все в комнате, по какой-то причине не касаясь самой Ринриетты.
— А у тебя здесь милая обстановка, — с деланно равнодушным видом заметила она наконец, — Похоже на какую-нибудь канцелярию.
Ринриетта смутилась. Несмотря на все ее усилия, контора выглядела столь же нежилой, как и в первый день. Не помогала ни купленная в лучших лавках мебель, ни изящные модели королевских шхун, расставленные на полках. Даже воздух здесь оставался сухой, застоявшийся, как бывает в заколоченных много лет корабельных отсеках.
— Мы, законники, предпочитаем деловой стиль, — немного сдержанно произнесла Ринриетта, — Но, возможно, мне следует немного оживить обстановку. Например, поставить сюда чучело акулы или что-нибудь в этом роде…
Лучший способ скрыть смущение и неловкость — дать рукам заняться каким-нибудь знакомым и привычным делом. Ринриетта бросила тоскливый взгляд на свои руки. Будь она на палубе «Воблы», им бы нашлась работа — они бы занялись чисткой пистолета или механическим завязыванием какого-нибудь сложного узла на первом же попавшемся шнурке. Но здесь, в окружении бумаг и писчих принадлежностей, они чувствовали себя так же неловко, как и их хозяйка.
Линдра кашлянула в кулак.
— Это к лучшему, с чучелом акулы в багаже возникло бы слишком много трудностей. А лишние вещи — лишние сборы.
— Сборы? Какие сборы?
— Тебе лучше уложиться в три четверти часа. Потому что через час ты должна быть в Верхней Гавани на вершине острова — со всем необходимым имуществом в чемоданах.
Ринриетта ощутила, как по кабинету распространяется ветерок — тревожный, холодный, норовящий забраться за пазуху и неприятно теребящий кожу, но в этот раз это не было проделками «Малефакса». Этот ветерок принесла с собой Линдра, он прятался в ее неуверенном взгляде, в ее подрагивающих пальцах, в ее манере разговора, еще более холодной, чем обычно. Но теперь, с первыми ее словами, он вырвался на свободу, заставив Ринриетту машинально поежиться — температура в кабинете мгновенно упала на несколько градусов.