Габерон попытался вспомнить, что ему известно про Дюплейский конфликт, но сеть вытянула из памяти лишь всякую шелуху. Неудивительно — даже во время службы в королевском формандском флоте он редко уделял внимание подобным вопросам, находя их малоинтересными и пустыми. Мелких конфликтов между членами Унии было столько, что ни одному гомункулу не запомнить.
Поэтому он развалился на своем стуле в позе, выражающей безмерную скуку.
— Нам-то что до Дюпле? Если на этом островке что-то и проросло с той поры, то только готландские и формандские амбиции. Не та субстанция, которую я осмелюсь намазать на галету. Какой резон «Вобле» пастись в этих краях?
— Резон очевиден всякому, кто хоть немного интересуется событиями в окружающем мире, — не без самодовольства заметил «Малефакс», — Или хотя бы читает газеты. Госпоже капитанессе, например.
— К делу, говорящая голова!
Гомункул испустил усталый вздох. Почти человеческий. Не иначе, долго учился, копируя чьи-то интонации.
— Расскажи им, — коротко приказала Алая Шельма.
— Слушаюсь, прелестная капитанесса! Дело тут вот в чем. Несмотря на то, что и Готланд и Формандия стали полноправными членами Унии, не все былые вопросы безоговорочно промеж ними решены. Вы сами знаете, как иной раз ноет застрявшая много лет под шкурой картечина… Остров Дюпле — как раз и есть такая картечина.
— Они так и не уладили свой спор? — внезапно спросил Тренч.
И заслужил покровительственный смешок гомункула.
— Совершенно верно, господин бортинженер. На Дюпле по сей год развивается флаг Формандии, но это не значит, что Готланд забыл свое поражение. В свое время это было чувствительным ударом по его международному престижу. Разумеется, ни о какой войне за остров речи не идет. Формандия и Готланд слишком умны, чтоб ввязываться в конфликт из-за никчемного куска камня.
— У нас до сих пор помнят про Дюпле, — подтвердил Тренч серьезно, — И считают его готландской территорией, на которую коварно наложила лапу Формандия.
— Дюпле — это не просто остров, — прервала его капитанесса, взгляд ее горел, — Это — наш ключ к воздушному пространству Формандии! Наш потайной ход в ее внутренние пределы, где дуют сильные ветра и пасутся стада тучных и беззаботных грузовых шхун.
— И это дверь? — проворчал Габерон, все еще отчаянно пытаясь понять, к чему она ведет, — Всем Больше похоже на стену, которую стерегут сразу два сторожа! Бьюсь об заклад, в окрестностях этого острова больше формандских и готландских фрегатов, чем крошек на этом столе! На тот случай, если вы решили штурмовать остров, вступив бой с двумя эскадрами одновременно, сообщаю, что подаю рапорт о списании в ближайшем порту. У меня вдруг отчаянно заболели старые раны.
— Я уже говорила, что твои заусенцы не считаются ранами, — без тени улыбки сказала Алая Шельма, — И, будь добр, прекрати ныть. Мы обойдем Дюпле на любой высоте, и ни одна пушка не ударит нам вслед.
— Вспомните, о чем вы сами говорили здесь же получасом ранее, — вкрадчиво произнес гомункул, — Члены Унии — слишком опытные хищники, чтоб враждовать друг с другом. Воевать с помощью типографских чернил всегда выгоднее, чем с помощью пороха, они дешевле обходятся. А значит, пока воюют газетчики, молчат пушки.
Габерон почесал в затылке. Иногда логика «Малефакса» казалась ему не совсем очевидной. Или не совсем человеческой. И то и другое было правдой.
— Ты хочешь сказать, что мы не встретим там усиленной охраны?
— Паритет — самое надежное состояние во вселенной, — когда «Малефакс» ухмылялся, Габерон ощущал это легким зудом кожи, — К чему лишний раз провоцировать друг друга? К чему отвлекать боевые корабли и опытные экипажи оттуда, где они действительно необходимы? А если какой-нибудь молодой ветросос еще пальнет случайно, это вообще обернется кошмаром. Формандские и готландские дипломаты сточат миллион перьев, пытаясь все это исправить. Так что нет, ни те, ни другие не держат у Дюпле значительной охраны. Более того, я бы даже сказал, что охрану этой границы обе стороны скорее обозначают, чем действительно ведут.