— А что насчет твоего отца?
— Посмотрим, — с набитым ртом отвечаю я.
Еллоу откладывает записную книжку и, взявшись за вилку, начинает гонять по тарелке бобы. Я вижу, что она все еще сомневается в разумности нашего плана.
— Хорошо, — наконец говорит она. — Утром первым делом отправляемся в Даллас.
***
На следующее утро я просыпаюсь с дурными предчувствиями, но игнорирую их. Я забираю папки и записную книжку, и мы покидаем «Паркер-хаус». На улицах очень грязно — повсюду валяются испражнения животных и растоптанная еда. По каменной мостовой громыхают повозки, запряженные лошадьми. Мы проходим мимо лавки мясника. С деревянной перекладины свисает туша свиньи. Я верчу в руках часы, Еллоу тоже заметно нервничает. Как будто не уверена, что ей хватит сил снова спроецироваться.
— Может, воспользуемся гравитационной камерой? — спрашиваю я. — Она всего в нескольких кварталах отсюда.
Еллоу качает головой.
— Я бы не стала так рисковать. Они, скорее всего, отслеживают ее.
Я с облегчением киваю. Потому что это очевидно. Я предложила только из вежливости. Мы направляемся в уединенный переулок, чтобы спроецироваться.
— Подожди, — говорит Еллоу. — Я сначала хочу заглянуть в «Шрив, Крамп и Лоу».
— В ювелирный магазин? Что, положила глаз на какую-то цепочку?
Еллоу недовольно смотрит на меня и заходит в магазин. Несколько минут спустя она возвращается с маленьким бархатным мешочком.
— Золото, — улыбнувшись и покачав им передо мной, говорит она. — Я купила две унции на оставшиеся деньги. В одна тысяча девятьсот шестьдесят третьем году оно будет стоить гораздо больше. Мгновенные денежные средства.
Я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но потом закрываю его. Потому что это была гениальная идея. Жаль, что она не пришла в голову мне.
Мы заходим в переулок, где нет ни одной души.
Еллоу засовывает мешочек в карман юбки и поворачивается ко мне.
— Ты настроила часы?
— Да.
— На двадцать первое ноября одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года?
— Я же сказала «да», Еллоу.
Она фыркает.
— Я просто проверяла. Не стоит быть такой раздражительной. — Она хватает меня за обе руки и говорит: — Давай сделаем это вместе.
— Это все очень мило, но как я закрою часы, если ты держишь меня за руки?
Еллоу хихикает и отпускает мою правую руку. Я берусь за подвеску. Еллоу сжимает мою ладонь и делает то же самое.
Отец. Мы увидим моего отца. Я воспроизвожу в памяти лицо папы таким, каким оно было в его досье Стража, и закрываю крышку.
Мы погружаемся в темноту, и я мгновенно понимаю, что что—то не так. В голове раздается громкий визг, а перед глазами вспыхивает свет. Мое тело начинает вытягиваться и растягиваться, а визг становится все громче. У меня разорвутся барабанные перепонки. Визг охватывает все мое тело и проникает в самое сердце. Я чувствую его во всех четырех камерах14. Это убьет меня. Я пытаюсь схватиться за грудь, но мы движемся слишком быстро.
Мы с Еллоу приземляемся в том же переулке, только на шестьдесят девять лет позже. Я опускаюсь на колени и хватаюсь за грудь. Такое ощущение, что у меня сердечный приступ. Всю левую сторону тела пронзает сильная боль. Я умираю. Сердце сейчас остановится, и я умру.
— Это было круто… Ирис? — доносится до меня обеспокоенный голос Еллоу, и она опускается на колени рядом со мной. — Что случилось? Ты в порядке?
Я пытаюсь делать не слишком глубокие вдохи, чтобы притупить боль.
— Ирис! — кричит Еллоу.
Я продолжаю концертировать внимание на своем дыхании. Вдохнуть боль и выдохнуть ее. Вдохнуть боль и выдохнуть ее.
— Ирис, скажи что-нибудь!
— Я в порядке, — шепчу я с закрытыми глазами. — Мне становится лучше.
— Становится лучше? О чем ты говоришь?
Я открываю глаза. Все кажется каким-то расплывчатым.
— Разве это было не самое худшее проецирование в твоей жизни?
Еллоу морщит нос.
— Нет, это было самое лучше проецирование в моей жизни. Ну, если не считать тех, что были сделаны с помощью гравитационной камеры. Я едва что-либо почувствовала.
Я начинаю качать головой вперед-назад, даже не понимая, что делаю это.
— Нет. Это было ужасно. Как будто все проецирования, которые я сделала за последние пару дней, сложились и помножились на десять.
Еллоу сжимает губы.
— Это не имеет никакого смысла. Почему я ничего не почувствовала, а ты… Значит, это не просто слух!
Я сажусь и опираюсь спиной о кирпичную стену.
— Какой слух? — все еще продолжая отрывисто дышать, интересуюсь я.
— Двойное проецирование! Это реальность.
— Говори понятным языком, Еллоу.
— Двойное проецирование. Это означает заставить другого Стража проецироваться с тобой. Я могла бы настроить часы на совершенно другую дату, но если бы ты схватилась за меня, то заставила бы перенестись в твое проецирование.
— Я не понимаю. — Я делаю еще один медленный вдох и откидываю голову назад.
— Ходит слух, что если один из Стражей по-настоящему силен и сосредоточен, то можно совершить двойное проецирование. Мы все пытались, но у нас ничего не получалось. Но ты только что сделала это.
— Но мы перемещались в одну и ту же дату, — замечаю я, а потом снова сгибаюсь пополам. Мне все еще тяжело дышать.
— Нет, разве ты не видишь? Я, должно быть, передала тебе всю свою энергию, поэтому все неприятные ощущения наших проецирований достались тебе, а я ничего не почувствовала.
Я снова делаю медленный вдох.
— В следующий раз, когда мы будем проецироваться, держись от меня как можно дальше.
— Хорошо. — Еллоу встает и достает из кармана юбки мешочек. — Я пойду продам золото, а потом куплю нам одежду. Ты оставайся здесь.
Я не спорю и, закрыв глаза, продолжаю медленно дышать. Через несколько минут боль, наконец, уходит, и я прихожу в себя. А потом возвращается Еллоу с недовольной гримасой на лице.
— У нас проблема. Оказывается, в одна тысяча девятьсот шестьдесят третьем году золото стоило ненамного дороже, чем в одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году.
— Что? — Я отталкиваюсь от стены, чтобы встать. Это занимает у меня больше времени, чем следовало бы. — Как такое возможно?
Еллоу пожимает плечами.
— Не знаю. Но я купила его за тридцать семь долларов, а этот парень говорит мне, что ему цена семьдесят долларов. Это не поможет нам добраться до Далласа. Я спросила парня, и он сказал, что билет на самолет в обе стороны будет стоить около семидесяти пяти баксов.
— Значит, нам почти хватает.
— Семьдесят пять долларов за один билет.
— Черт.
Еллоу поднимает бровь, но ничего не говорит, а я вспоминаю об Эйбе. Сколько раз он подшучивал надо мной по поводу моего словарного запаса. О, Эйб. Где ты сейчас? Думаешь ли ты обо мне?
— Эй, очнись. — Еллоу машет рукой перед моим лицом.
Я прихожу в себя.
— Прости. Значит, нам нужно раздобыть еще около ста долларов. — Я смотрю на вторую бриллиантовую сережку в левом ухе Еллоу.
Она ловит мой взгляд и, вздохнув, начинает ее снимать.
— Я знаю, что это единственный выбор, но отец убьет меня. Он подарил мне эти сережки, когда я стала Стражем.
В голове всплывает образ: Зета держит в руках небольшую коробочку цвета морской волны с белым бантом на крышке. Индиго с сияющим видом стоит рядом с ними. Идеальная маленькая семья.
— А где твоя мама? — спрашиваю я.
Еллоу резко вскидывает голову.
— Что?