Но теперь—то я знаю, что она любила меня. Она пыталась защитить меня. Я трясу головой, но чувство вины никуда не уходит.
Вторая фотография стоит на комоде в маминой спальне. Она была сделана в день их бракосочетания, и на ней они смотрят прямо в камеру. В детстве я часами разглядывала ее. Разговаривала с ней. Разговаривала с отцом.
В моем представлении завтра он будет выглядеть совсем как на снимке. Молодым. Привлекательным. В смокинге и бабочке.
Ладно, скорее всего это будет не так. Но кто знает.
В шесть утра я бужу Еллоу, потому что больше не могу сидеть и смотреть, как она спит.
— План, — говорит она, бросая на кровать салфетки с нашими плохо продуманными невнятными идеями. — Нам нужен четкий план, что мы собираемся делать.
Я киваю. Еллоу права. Я беру досье отца и, открыв на последней странице, заново его перечитываю.
— Согласно записям, финальное столкновение с Бетой произошло между пятым и шестым этажом.
— А Ли Харви Освальд находился на шестом этаже? Насколько близко к лестнице?
Я понимаю, что не имею никакого представления о внутреннем плане здания. Такая простая деталь, а я не имею о ней никакого гребаного представления.
— Он не может быть слишком близко к лестнице, — говорит Еллоу. — Иначе услышал бы спор и сбежал.
— Или услышал его и все равно продолжил свое дело.
— Как бы то ни было, нам нужно определить, где будем находиться мы. Сколько всего этажей в здании?
— Семь. — По крайней мере это я знаю.
— Хорошо, тогда мы можем спрятаться на шестом этаже, где находится Освальд, — склонив голову на бок, произносит Еллоу. — Но это опасно. Можно спрятаться на лестнице, на следующем пролете.
— Да, на следующем пролете. Мы можем спрятаться и подождать там.
В семь часов утра мы пересекаем Дили—плаза и направляемся в книгохранилище. Президент должен появиться не раньше, чем через пять часов, но толпа уже собирается на улице, чтобы занять самые лучшие места.
— Бедные люди, — шепчет Еллоу. – Они не имеют понятия, что произойдет.
У меня внутри все сжимается. Они не знают. Президент не знает. Никто не знает, кроме меня, Еллоу и Ли Харви. На секунду я думаю, что, может быть, нам стоит остановить убийство. Прочитать о произошедшем в учебнике по истории и присутствовать при этом в реальном времени – разные вещи.
Это напомнило мне о том, как мама повезла меня в семь лет в Диснейленд. К тому моменту она уже неделю была в приподнятом настроении. Мама практически всегда маниакально счастлива. В это время возможно все. Именно в такие периоды она рисует. Страстные мазки на холсте, которые обеспечивают ее достаточными средствами, чтобы платить за аренду дома. Когда она впадает в маниакальное состояние, то первым делом всегда рисует – или исчерпывает вдохновение, как она называет это – а после этого делает то, что ей хочется в данный момент. В тот раз ей захотелось посетить Орландо.
Мы выехали посреди ночи, и я была настолько возбуждена, что практически не спала. До поездки мне было наплевать на всю эту ерунду и диснеевских принцесс. Но когда все воплотилось в реальность… Было что-то в том, чтобы увидеть всех героев. Сфотографироваться с Золушкой. Посетить магазин с костюмами, волшебными палочками и куклами. Тарелками, кружками и трубочками. Мама тогда купила все это.
Сегодня я испытываю такие же чувства. Я в Далласе. В дне, когда произошла одна из самых больших трагедий в американской истории. И я могу остановить ее. Да, Альфа получит деньги, но я смогу спасти своего отца.
Еллоу смотрит на меня.
— Ты думаешь о том же, о чем и я?
— Нет, — качаю головой я, обманывая ее. – Конечно же нет.
— Не дай происходящему поглотить себя. – Еллоу встает прямо передо мной и осматривает меня с головы до ног. – Это тяжело, но ты должна дистанцироваться от всего этого. Должна, Ирис.
— Угу. – Я прохожу мимо нее, открываю дверь в книгохранилище и придерживаю ее для Еллоу. Как только я оказываюсь внутри, Еллоу снова встает передо мной.
— Серьезно, — говорит она. – Тебе нужно отдалиться от происходящего. Думай головой, а не сердцем. Ты обученный правительственный агент.
Это самое худшее из всего, что она могла сейчас сказать. Но Еллоу права. Возбуждение – это чувство и ничего более. Оно пройдет. Так же, как и приподнятое настроение мамы, которое внезапно исчезло в Вирджинии, по дороге домой. Тогда впервые произошла быстрая смена циклов, и не было никакой нормальной фазы. Ее настроение мгновенно упало на самое дно, и нам пришлось провести три ужасные ночи в мотеле, который сдавал номера с почасовой оплатой. Мама плакала, причитала и выпила целую бутылку виски. Я выбросила все, что мы купили в Диснейленде, в мусорку на парковке и никогда больше не вспоминала о нем.
Думай головой, а не сердцем. Это мораль моей жизни с самого рождения. Уж я-то знаю.
Я киваю головой, чтобы показать Еллоу, что настроена серьезно, и мы начинаем подниматься по лестнице, расположенной в левом заднем углу здания.
Мы останавливаемся в пролете между шестым и седьмым этажами. Я перегибаюсь через перила и вижу два нижних пролета. Один из них тот, на котором умрет мой отец.
Оставшееся время мы проводим, листая записную книжку Альфы и отмечая все записи, где упоминается имя КИ. Этот ублюдок везде. Его имя всплывает в записной книжке на протяжении двадцати пяти лет. Большинство выплат совершенно незначительные. Крупных же, не считая убийство Кеннеди, всего четыре.
Один заказ был сделан еще до того, как я родилась, до миссии Кеннеди. Альфа тогда заработал триста тысяч долларов. Другой обеспечил ему двести пятьдесят тысяч долларов дополнительного дохода. Еще один, сделанный четыре года назад, — пятьсот тысяч долларов, ну а четвертый обогатил его ровно на миллион долларов. На этом заказе еще не просохли чернила. Я узнаю дату. Так же, как и Еллоу.
— Миссия в музее Гарднер, — говорю я.
Еллоу кивает.
— В музее Гарднер.
В этот момент внизу раздается шум и стук шагов по лестнице. Мы с Еллоу вскакиваем, и она прячет записную книжку в кармане своего платья. Я смотрю на часы. 12:20. Это, должно быть, отец.
А потом раздается голос. Громкий голос. Он что-то выкрикивает. Я различаю слова «снайпер» и «ружье». Не имею понятия, что происходит, но у меня сердце уходит в пятки от осознания того, что так не должно быть. Это неправильно. Я перевожу взгляд на Еллоу и вижу на ее лице выражение ужаса.
Она на секунду нагибается над перилами, а потом отстраняется и с широко открытыми глазами шепчет:
— Полицейский.
У меня отвисает челюсть. Мы прижимаемся к задней стене. Полицейский. Полицейский, который знает о планируемом убийстве? В учебниках по истории ничего не говорится об этом. Что, черт возьми, происходит?
Полагаю, мы выясним это очень скоро.
Глава 23
Стук шагов по ступенькам практически выбивает ритм. Я закрываю глаза и пытаюсь определить, сколько человек поднимается по лестнице. Один. Всего один.
Я открываю глаза. Еллоу хватает меня за руку и шепчет одними губами:
— Крыша?
Я качаю головой и сбрасываю ее руку. Я не собираюсь никуда бежать. Мне нужно знать, что произойдёт.
Шаги становятся громче. Сейчас на лестничной площадке прямо под нами находится мужчина. Неожиданно с грохотом открывается дверь.
— Отбой! — командует спокойный и уверенный мужской голос. — Я его нашёл.
Раздаётся возня и ворчание.
— Я видел мужчину с оружием! — кричит кто-то еще. Полицейский?
— Я сказал отбой! Далласский полицейский департамент больше не имеет здесь полномочий. — Снова раздаётся какой-то шорох. — ФБР. Ситуация находится под контролем.