ФРЭНК. Да, я знаю. Вы получили высокий балл.
РИТА. Да, получила. Хотя, быть может, в этом нет никакого смысла. Но в тот момент у меня был выбор. И я сделала его, сделала сама. У меня был этот выбор, благодаря тому, что дали мне вы, Фрэнк. И, чтобы сказать вам об этом, я и пришла сегодня. Сказать, что вы настоящий учитель.
ФРЭНК(перестав возиться с книгами и глядя на Риту). Знаете — хм — я слышал про Австралию много хорошего. Говорят, сейчас там всё только начинается. А почему бы вам — ну, не поехать со мной? Мне кажется, нам обоим будет полезно уехать отсюда, где всё в прошлом, и переехать туда, где есть будущее.
РИТА. Мне кажется, это называется «покидать тонущий корабль»?
ФРЭНК. Пусть так. Неужели вы действительно думаете, что в нашей власти не дать этому кораблю затонуть окончательно?
РИТА смотрит сначала на Фрэнка, затем на опустевшие полки.
РИТА(увидев пустые бутылки из-под виски). Ничего себе, Фрэнк, мне кажется, что если бы на дне каждой бутылки лежало по трехпенсовику, вы бы могли купить всю Австралию с потрохами.
ФРЭНК(улыбаясь). Уклоняетесь от ответа на поставленный перед вами вопрос, Рита.
РИТА(пересаживаясь на коробку с книгами). Знаю. Тайгер предложил мне поехать с ним и его командой — во Францию.
ФРЭНК. И что вы решили?
РИТА. Пока ничего. Я не очень-то ему верю, честно говоря. Но я никогда не была во Франции. А мама пригласила меня на Рождество к себе.
ФРЭНК. И что же вы выберете?
РИТА. Я, действительно, ещё не решила. Может, поеду во Францию. А может, отправлюсь погостить у мамы. А может, решу завести ребёнка. Я не знаю. Но я обязательно приму какое-нибудь решение. Я должна выбрать что-то. Только пока не знаю, что.
ФРЭНК извлекает из-за книг какой-то пакет.
ФРЭНК. Что бы вы не решили, прошу вас, возьмите вот это…
РИТА. А что там?
ФРЭНК(протягивая ей пакет). Это — ну, как вам сказать — ну, в общем это платье. Я купил его тысячу лет назад для — ну, для одной моей знакомой — одной образованной женщины…
РИТА извлекает платье из пакета.
Не знаю, подойдёт ли размер, честно говоря, я мало что в этом понимаю…
РИТА. Вы сказали: для образованной женщины, Фрэнк? По-вашему, образованные женщины носят платья с таким декольте?
ФРЭНК. Ну, когда я его покупал, я, наверное, сделал больший акцент на слове «женщина», чем на слове «образованная».
РИТА. Я всё время только брала от вас, Фрэнк, и ничего не отдавала.
ФРЭНК. Ну, это неправда, вы ведь…
РИТА. Это правда. Я просто никогда не знала, что я могу для вас сделать. Теперь мне кажется, я знаю. Ну-ка, Фрэнк, идите сюда…
ФРЭНК. Что вы ещё придумали?
РИТА. Давайте, давайте…
Придвигает стул.
Прошу вас, вот сюда.
ФРЭНК совершенно сбит с толку.
Вот так, садитесь…
ФРЭНК покорно садится, РИТА извлекает из ящика стола ножницы и щёлкает ими над головой Фрэнка.
Сейчас я сделаю вас на десять лет моложе…
РИТА наклоняется над ним и начинает его стричь. Когда она приближается к уху, ФРЭНК начинает жалобно кричать.
З а т е м н е н и е.
Послесловие Переводчика
Современный английский драматург Уилли Рассел назвал свою пьесу «Воспитание Риты» комедией — как некогда называл свои пьесы Чехов. Понятно, что в слово «комедия» Чехов вкладывал совершенно особый, не традиционный, собственный смысл, и смешного в его пьесах, прямо скажем, не слишком много. Слова дяди Вани «пропала жизнь» могут стать эпиграфом практически к каждой из них. И мне кажется, именно эти слова мог бы повторить вслед за чеховским героем Фрэнк из пьесы Рассела — университетский преподаватель-интеллектуал, у которого, однако, за томиками Элиота и Блейка спрятана на книжных полках непременная бутылка виски. Рассел — по происхождению неинтеллигент (как, впрочем, и Чехов) — замечательно точно угадал эту чисто интеллигентскую рефлексию и смутное, полуосознаваемое чувство неудовлетворенности, которое подтачивает мозг, делая все существование полупризрачным, полуреальным. Мотив «Пигмалиона». использованный Расселом, нарушает, однако, атмосферу «чеховской меланхолии», и в ней возгорается искра, дающая жизни героев новый импульс. При этом автору пьесы удается снять некоторую сентиментальность, быть может, чрезмерную идилличность с той интерпретации сюжета о Пигмалионе и Галатее, которую предложил когда-то Шоу: у Рассела все более жестко, более трезво, и — как ни странно — здесь больше правды, правды быта и правды человеческого духа.
Уилли Рассел — в отличие от того же Шоу и от английских драматургов — своих современников (Джона Осборна, Эдварда Бонда) — никогда не был «бунтарем», потому и вхождение его в театр Великобритании, и постепенное обретение известности не заключали в себе элемента сенсации. Рассел по природе своей, складу ума, ощущению жизни не является «ниспровергателем»: напротив, он куда больше склонен к утверждению вечных, неколебимых основ, не зависящих ни от политических настроений и перемен, ни от «моды», — словом, всего временного и преходящего.
Уилли РАССЕЛ родился в Ливерпуле в 1947 году. Его первая пьеса-триптих «Слепой из Ливерпуля» была показана на фестивале в Эдинбурге в 1972 году. А шестью годами позже в ливерпульском «Плейхаузе», где Рассел получил свои первые театральные впечатления, была поставлена одна из лучших его пьес «Парни и куколки», центральная героиня которой, Линда, стала в каком-то смысле «прообразом» Риты: уже тогда начал драматург «нащупывать» этот характер — простой девушки, глубоко, хотя и полуосознанно чувствующей неполноту, неполноценность той жизни, которой живет она сама, ее семья и друзья, испытывающая желание вырваться, бежать, разорвать путы — не только сословные, «классовые», но, что много сложнее и трудней. — психологические, преодолеть вечную «вялость ума», тоску повседневного существования… По-разному, в разных жанрах и разных сюжетах драматург варьировал этот мотив. И наиболее совершенной «вариацией на тему» оказалась именно пьеса «Воспитание Риты», поставленная впервые в 1980 году на малой сцене Королевского Шекспировского театра в Лондоне, в тот же сезон перенесенная на сцену вест-эндского театра «Пикадилли» (это — свидетельство успеха!), получившая приз Общества театров Вест-Энда за лучшую комедию (!), а три года спустя экранизированная режиссером Льюисом Гилбертом (в фильме снялись известные английские актеры Джулия Уолтерс и Майкл Кейн).
Примечательно: имя Уилли Рассела даже в английской критике крайне редко фигурирует в той достаточно постоянной «обойме» драматургов, что обычно перечисляются, когда речь заходит о современном театре Великобритании. Еще более любопытно, оно никогда не упоминалось в нашем (советском, российском) театро-литературоведении. Причина, вероятно, кроется в том, что Рассел и не вписывается ни в какую «обойму», не принадлежит ни к какой из многочисленных «волн» английской драматургии, сменявших одна другую за последние десятилетия. Уилли Рассел — драматург, стоящий особняком, занимающий со спокойным достоинством свое собственное место, определяемое и его несомненным талантом, и зрелым мастерством, и чертами его человеческой личности.
Юрий Фридштейн