Это было ясно и всем ответственным деятелям Тройственного согласия, как и всякому политически мыслящему человеку. Риск, связанный с европейской войной, не был равен для обеих состязавшихся сторон. Для Германии он представлял крушение честолюбивой мечты, для её противников же — либо окончательную гибель, либо такое умаление чести и материальной силы, которое было мало чем лучше гибели.
Этим, может быть, возможно объяснить то легкомыслие, с которым германское правительство увлекло свой народ на путь мировой войны, выбрав для осуществления своего политического замысла наименее благоприятную минуту. Из вышесказанного следует, что уязвимость Германии была несравненно меньше уязвимости Держав согласия. Ослабить её длительно было возможно, только лишив её тех подсобных сил, которыми она располагала в Юго-Восточной Европе после развала искусственной системы союзов, созданной Бисмарком и расширенной его преемниками, вдохновленными его примером. Среди этих подсобных сил первое место принадлежало Австро-Венгрии, после которой следует назвать Турцию и Болгарию.
Я уже говорил, что при слабом управлении Вильгельма II и Бетмана-Гольвега характер взаимоотношений Германии и Австро-Венгрии видоизменился определенно не в пользу первой. Заключая в 1879 году союз с Австро-Венгрией, Бисмарк имел в виду отвести ей в этом политическом сочетании служебную роль на случай войны с Россией, которая стала вероятной с того времени, что Германия отказалась на Берлинском конгрессе от своей вековой дружбы с нами, принеся в жертву наши интересы на Балканах интересам Австро-Венгрии и Англии. Этой переменой фронта она положила начало системе новых союзов, разделившей Европу в конце XIX столетия на два враждебных лагеря и косвенно приведшей к катастрофе 1914 года. Уже с 1909 года отношения участников союза начали изменяться и Австро-Венгрия стала играть в нём роль, не соответствовавшую её истинному значению. Летом 1914 года эта перемена ролей обозначилась настолько резко, что главным фактором в нём оказался не берлинский, а венский кабинет, давший его политике направление, соответствовавшее его собственным видам.
Я снова возвращаюсь здесь к этому факту для того, чтобы иметь случай указать, что Австро-Венгрия, сама по себе никому не опасная, приобретала в силу той неразрывной связи с Германией, в которую её поставила политика князя Бюлова, громадное значение не для одной России, которой она открыто бросила вызов, а и для остальных великих держав тем, что держала в своих руках судьбы европейского мира. Как ни слаба была её военная сила благодаря отсутствию в ней национального единства, никакой иной союзник не мог заменить её для Германии ввиду особенности её географического положения. Заслоняя её южную границу, Придунайская держава лежала на пути между балканскими странами и Ближним Востоком, куда стремительно влекла Германию программа её «нового курса». Сама природа как будто предназначала монархию Габсбургов служить целям германской политики с тех пор, как её внутренняя немощь сделала её неспособной к достижению своих политических целей собственными силами.
Как ноль удесятеряет значение цифры, после которой он стоит, так и Австро-Венгрия увеличивала силы своей союзницы. Самым верным способом нанести Германии чувствительный удар и обезопасить себя от возможности захвата ею мировой власти было разрушение шаткого строения Габсбургской монархии, давно клонившегося к упадку, но не утратившего до последнего дня своего существования значения главного очага европейской смуты.