Мое предложение было в принципе принято всеми державами, причём разногласия сводились только к вопросу о моменте вмешательства в вооруженное столкновение. Франция предлагала для этой цели немедленное созвание международной конференции, другие державы, в том числе и Россия, стояли за вмешательство лишь после первого серьезного сражения. Между тем военные действия начались и стали развиваться с необычайной быстротой. К концу октября турки были разбиты наголову в нескольких сражениях союзными войсками, которые менее чем в месячный срок завоевали всю Македонию и успели глубоко проникнуть во Фракию, упершись в Чаталджинские укрепленные линии, представлявшие последний оплот Константинополя против наступавшего с материка противника.
Головокружительные успехи балканских союзников произвели ошеломляющее впечатление во всей Европе, где как друзья их, так и враги были склонны переоценивать турецкую силу. Первые были ими глубоко обрадованы; вторые не умели скрыть своего разочарования, тем более что разгром балканских союзников ими учитывался наперед как положительный фактор при составлении их политических расчетов на ближайшее будущее. С победами болгар ещё кое-как мирились в Вене, где благодаря присутствию в Софии Фердинанда Кобургского надеялись без особого труда изыскать способ устранить или по крайней мере смягчить неприятные для себя последствия успехов Балканского союза, но торжество сербских войск, обнаруживших блестящие боевые качества, разразилось над Австро-Венгрией, как удар грома среди ясного неба, и спутало все карты венской дипломатии. По сведениям, полученным мной из Берлина, и там торжество союзников произвело впечатление весьма неприятной неожиданности. Германский генеральный штаб, уже давно взявший в свои руки преобразование турецкой армии, чувствовал себя, до известной степени, ответственным за постигший Турцию разгром, обнаруживший неудовлетворительность инструкторской работы фон дер Гольца-паши и его германских помощников. В Берлине пришли к заключению, что организационная работа германского генерального штаба в Константинополе не дала тех результатов, которых от неё ожидали, и что поэтому надо было приняться за дело с новой энергией и на новых началах. Можно, без опасения ошибиться, высказать предположение, что план полного подчинения турецкой армии германскому командному составу, осуществленный осенью 1913 года посылкой в Константинополь генерала Лимана фон Сандерса, ставшей первостепенным политическим событием, был составлен под непосредственным впечатлением решительных успехов союзников в первую балканскую войну.
Положение, занятое Россией до начала военных действий, перед лицом совершившихся фактов, как бы ни были они благоприятны с точки зрения нашей ближневосточной политики, должно было также до известной степени измениться. То новое взаимоотношение сил, которое создалось на Балканах как последствие победоносного наступления союзных войск под самые почти стены турецкой столицы, требовало как с нашей, так и со стороны остальных членов Тройственного согласия нового отношения и новых мер. Россия могла более не опасаться за существование своих балканских друзей, но зато перед ней вставали чрезвычайно сложные политические задачи, требовавшие её неослабной бдительности и деятельной поддержки Франции и Англии, почти в одинаковой мере с нами заинтересованных в удачном их разрешении. Если в пору неизвестности исхода вооруженной борьбы между балканцами и турками вопрос о необходимости не дать этой борьбе принять размеры европейской войны поглощал все усилия правительств Согласия, то победа балканских государств в этом отношении не только не давала никаких гарантий, но, может быть, даже обостряла опасности, вытекавшие из нового положения вещей на Ближнем Востоке. Всем было ясно, что говорить с победителями тем же языком, которым говорили с ними, когда ещё не обнаружилась безнадежная слабость их противника и их собственная сила, было уже невозможно. Надо было изыскивать новые формулы, отвечавшие требованиям нового положения, созданного событием, которое по своему значению могло быть в истории Балканского полуострова сравнено лишь со сражением на Косовом поле, хотя оно и служило ему прямым противоположением, являясь первым торжеством освобожденного балканского христианства над мусульманскими поработителями.