Так шествие грабителей поднималось с нижних этажей на верхние. У дверей русских квартир, требуя открыть двери, предупреждали: «Господа, мы не бандиты, мы русские офицеры, откройте, пожалуйста». Если в русских квартирах находили спрятанных евреев, били и грабили и русских и евреев. При этом налетчики проявляли изысканную вежливость, просили извинить за беспокойство. В некоторых квартирах визитеры переговаривались друг с другом по-французски, с прекрасным произношением. Очевидно, работали «господа гвардия» и «господа кавалерия».
В домах – звон разбитых стекол, крики и стоны. Никакой защиты от грабителей и насильников не было. Стоявшие на страже у дверей квартиры участники налета, грозя оружием, отгоняли прибегавших на крики соседей и прохожих: «Чего лезешь! Здесь с жидами расправляются!»
К огромному дому Гинзбурга на Институтской улице подъехал целый отряд с десятком повозок и со списком жильцов-евреев. Где-то в военном штабе был составлен список богатых евреев, которых хотели обвинить в «коммунизме» и заставить платить выкуп. Грабители требовали 5 000 – 10 000 рублей «царскими», золотые часы, портсигары, драгоценности, но не брезгали одеялами, пальто, обувью и тд. Единственным средством защиты был крик. Огромный дом в пять-шесть этажей истерически громко кричал и выл. За ним начинали кричать и выть соседние дома. Выли и кричали целые улицы, кварталы. Этот крик домов и улиц над огромным городом был ужасен. По ночному, спящему городу носился многоголосый вопль ужаса и страха, вопль множества людей, увидевших перед собой облик смерти. Это был вопль и стон. Он покрывал все – отдельные голоса не были слышны.
Крик целого дома, от первого до верхнего этажа, пронзительный крик ужаса и отчаяния, крик страха и беспомощности был настолько страшен, что во многих домах он заставил погромщиков отступить. Они бежали, отказавшись от погрома. А крик разрастался все больше и больше, захватывая все новые улицы и кварталы. С Липок он спустился на Институтскую и Николаевскую улицы, оттуда на Крещатик, Бессарабке и Васильковскую. Кричали Фундуклеевская, Подол, улицы Еврейского базара – словом, весь огромный город. Этот жалобный, не прекращающийся вопль сотен и тысяч женских и детских голосов то взмывал над городом, то превращался в стон, раздирая душу. Не вопль о помощи, не крик протеста, а точно отходная молитва по самим себе, панихида по уходящим в небытие. Самым жутким и страшным было то, что крик несся из мертвых, то есть темных и, казалось, безлюдных домов, из мертвых и пустых квартир: в окнах кричащих домов и кварталов не было ни одного огня!
Крик постепенно превратился в глухой стон и, наконец, стих. Утром мы узнали, что старушка-француженка, когда-то бывшая гувернанткой самого В.В. Шульгина, чуть не умерла ночью от ужаса.
Это была та «пытка страхом», о которой Шульгин, вернувшись из Дарницы в Киев, писал в «Киевлянине» (№37 от 8 октября 1919 г.):
«По ночам на улицах Киева наступает средневековая жуть. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душу раздирающий вопль. Это кричат „жиды“. Кричат от страха. В темноте улицы где-нибудь появится кучка пробирающихся „людей со штыками“ и, завидев их, огромные многоэтажные дома начинают выть с верху до низу. Целые улицы, охваченные смертельным ужасом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь. Жутко слышать эти голоса послереволюционной ночи. Конечно, страх этот преувеличен и приобретает с нашей точки зрения нелепые и унизительные формы. (Еще бы! в Дарницу евреи не бегали. – Н.П.) Но все же это подлинный ужас, настоящая „пытка страхом“, которой подвержено все еврейское население».
Оправдав Добровольческую армию от обвинений в погромах («власть, насколько это в ее силах, борется (!? – H.ПI.) за то, чтобы не допустить убийства и грабежей»), Шульгин требовал от евреев «признать и покаяться» в своей вине за революцию, точно вся революция 1917 года, а еще раньше все революционное движение 1860-1917 гг. в России были вызваны евреями.
«Научатся ли в эти страшные ночи они (евреи – Н.П.) чему-нибудь? Поймут ли они, что значит разрушать государства, не ими созданные? – грозно вопрошал В.В. Шульгин. -… Будут ли во всех еврейских синагогах всенародно прокляты все те евреи, которые приложили руку к смуте?… Будет ли еврейство бить себя в грудь и посыпать пеплом главу, всенародно каяться в том, что сыны Израиля приняли такое роковое участие в большевистском бесновании?»
Но погромы в квартирах и грабежи на улицах продолжались. По ночам на улицах грабители в офицерских пальто устраивали засады на прохожих и, наведя на последних револьверы, требовали с изысканной вежливостью: «Ваши деньги!.. Ваши часы!.. Ваше кольцо!.. Ваш костюм!» Ободрав жертву, как липку, требовали паспорт. Если жертва по паспорту оказывалась русской, ее отпускали без дальнейшего ущерба; но евреев не только грабили, но и избивали, калечили, насиловали и убивали.
Погром из Липок и центральных районов города затем перекинулся на Подол, Слободку и другие окраины Киева. Он прекратился, как сказал мне Боря Бенар, лишь тогда, когда англичане в ставке Деникина заставили Деникина послать телеграмму генералу Драгомирову, командующему Добровольческими войсками «на Киевском направлении», с приказом прекратить погромы.
Вернувшись в Киев, Шульгин в «Киевлянине» (№ 35 от 6.10.1919 г.) пытался оправдать погромы. Он обвинял евреев Киева в том, что 1 октября они стреляли из пулеметов по отступающим из Киева добровольцам, обливали их серной кислотой, бросали бомбы и тд., и т.п. Шульгин при этом не называл адреса домов и квартир, откуда жильцы-евреи наносили удар в спину Добровольческой армии. Это сделала за него киевская газета «Вечерние огни» (№№ 38, 39,40).
Но газета «Киевская мысль» и особая комиссия, созданная киевскими общественными организациями, проверив сообщения «Вечерних огней», выяснила, что адреса и фамилии, приведенные этой газетой, являются вымышленными, что евреи в указанных газетой квартирах и домах не жили и не живут.
Шульгин и «Вечерние огни» своими ложными обвинениями против евреев просто провоцировали киевлян на погром.
Анализ погромов, совершенных Добровольческой армией на Украине, показывает, что они составляют лишь 17-20% всех учиненных в 1918-1921 годах еврейских погромов. Всего было зарегистрировано 296 погромов и эксцессов в 267 погромленных пунктах (в ряде городов погромы повторялись по 2 раза, а в Смеле даже 3 раза). В погромах согласно официальным данным было зарегистрировано 5 324 убитых (фактически было убито не меньше 8 000). В число убитых не входят умершие от ран, убитые в пути на железных дорогах и в пунктах, где не велось регистрации жертв. Число раненых и изнасилованных не известно.
Географическое распределение погромов по территории Украины характеризуется следующими данными:
В Киевской губернии погромы были в 83 городах и
местечках (102 погрома), в Подольской – в 39 пунктах (41 погром),
в Херсонской – в 25 пунктах (25 погромов),
в Черниговской – в 22 пунктах (25 погромов),
в Полтавской – в 22 пунктах (25 погромов),
в Харьковской – в 8 пунктах (8 погромов),
в Екатеринославской – в 7 пунктах (8 погромов);
эксцессы на железных дорогах – в 50 пунктах. Если сравнить погромы, совершенные Добровольческой армией с погромами, совершенными петлюровскими войсками и «батьками-атаманами», то можно прийти к следующим выводам:
1. Погромы, совершенные петлюровскими войсками и батьками-атаманами и бандами, преследовали цель истребления возможно большего количества евреев и при том самыми зверскими методами. Общее число убитых в этих погромах евреев в 4-5 раз больше, чем в погромах совершенных Добровольческой армией. Грабеж и уничтожение имущества евреев играли важную, но не основную роль в петлюровских погромах. Главной задачей петлюровцев было истребление самих евреев.
2. Погромы, совершенные Добровольческой армией, за исключением декабря 1919 – января 1920 г., не имели задачей максимального истребления евреев. Число евреев, убитых добровольцами, в 4-5 раз меньше количества евреев, уничтоженных петлюровцами. Но грабеж и разрушение имущества евреев играет в погромной практике Добровольческой армии гораздо большую роль, чем у петлюровцев. Лозунгом добровольцев было соответственное дополнение лозунга Гизо: