В ночь на 9-е в Москве, если можно так выразиться, разыгрался первый бой с засевшими в реальном училище Фидлера в Лобковском переулке революционерами. В эту же ночь два молодых человека, оставшиеся неизвестными, на лихаче проезжая мимо охранного отделения в Гнездниковском переулке, бросили туда две бомбы, произошел страшный взрыв. Последнее время в училище Фидлера происходили ежедневные многочисленные митинги, а в этот день должна была собраться боевая дружина, которая на рассвете должна была захватить Николаевский вокзал, взяв в свои руки сообщение с Петербургом, другая же боевая дружина должна была завладеть городской думой и Государственным банком, объявив временное правительство.
Утром 9 числа я, больше из любопытства, так как за порядок в городе, находившемся в ведении градоначальника, не отвечал, поехал посмотреть на результаты обстрела дома Фидлера, а также и последствия взрыва в охранном отделении. Было половина восьмого утра, когда я верхом выехал из губернаторского дома и направился по бульварам в Лобковский переулок. Погода была чудная, легкий мороз, солнце ярко светило, на улицах казалось спокойно, нельзя было предполагать, что через несколько часов начнется восстание. Приехав в Лобковский переулок, я увидел огромные зияющие дыры от снарядов на фасаде дома Фидлера, на улице и во Дворе полнейший хаос, внутри все переломано, исковеркано. В это время дом был оцеплен, судебные власти производили осмотр, никого не пропускали.
От свидетелей я узнал, что еще в 10 часов вечера вся местность, облегающая реальное училище Фидлера, была оцеплена драгунами Сумского полка, частью Самогитского, городовыми и жандармами. В 12 часов ночи прибыло два орудия конной батареи под прикрытием сумских драгун. Командовал всем отрядом ротмистр Сумского полка Рахманинов. В это время в доме Фидлера находилось несколько сот человек. Когда прибыли войска, то к ним вышел сам директор училища Фидлер. Ему и было предъявлено требование, чтобы участники митинга сдали оружие. Революционеры не согласились, тогда им дан был час времени на размышление, после чего в случае нового отказа, по троекратном сигнале войска откроют огонь.
За 5 минут до назначенного срока из окон раздались выстрелы, пехота ответила залпом; брошенными из окон бомбами один офицер был убит, другой тяжело ранен. Тогда по дому Фидлера было выпущено из орудий 4 боевых снаряда. Перепуганные участники митинга, видя, что с ними не шутят, стали убегать из помещения через соседние дворы, куда они спускались по веревочным лестницам. Квартиранты соседнего дома задержали трех из них и передали полиции. Другие выбросили белый платок в знак сдачи. Но как только войска вошли в здание, они были встречены одиночными выстрелами. Тогда из орудий выпущено было еще несколько снарядов. Осажденные сдались. Это было около 3 часов утра. Оказалось убитыми 5 и ранеными 15 революционеров, среди них и директор Фидлер. Когда войска и следственные власти вошли в здание, то наткнулись на баррикады, в комнатах найдены были револьверы, ножи, бомбы; в отдельной комнате оказался лазарет с ранеными, которым уже была оказана первая помощь их же санитарным отрядом. Все арестованные, около 120 человек, были отправлены в Бутырскую тюрьму, где я их видел: это была все больше зеленая молодежь.
Из училища Фидлера я проехал в Гнездниковский переулок, где застал картину полного разрушения, причиненного взрывом. Разрушена была целая часть фасада охранного отделения, причем был убит находившийся внутри здания околоточный надзиратель и тяжело ранен сторож. Начальником охранного отделения был в то время ротмистр Петерсон — очень нераспорядительный и не соответствовавший занимаемой им должности офицер. Осмотрев разрушенное охранное отделение, я поехал домой.
Выехав на Страстную площадь, я увидел посреди Тверской улицы разношерстную толпу, некоторые были в высоких папахах (впоследствии оказалось, что это были группы революционеров, собиравшиеся начать вооруженное восстание). Подъехав к этой толпе, я попросил их дать мне дорогу, на что они, как бы неохотно, посторонились, и я шагом доехал до своего дома. Это было около 10-ти утра. Как только кончился у меня доклад правителя канцелярии и я стал разбирать бумаги, раздался звук орудийного выстрела так близко, что все стекла у меня задребезжали, затем грянул следующий. Посмотрев в окно, выходившее на Тверскую, я увидал толпу, бегущую в панике со стороны Страстной площади; когда же эта толпа пробежала, то на панели напротив остались лежать два трупа — очевидно, шальные пули настигли их. Когда я поднялся наверх, где у меня было окно, из которого видна была Страстная площадь, то моим глазам представилась необычайная картина: на всех углах видны были группы людей в папахах, которые прячась, по одному выбегали за угол и куда-то стреляли. На площади стояли орудия, пехота, стрелявшие в разные стороны.