Вот почему, когда Проппер предъявлял мне, как председателю совета министров, нахальные требования, он встречал молчаливое 56 согласие с ним представителей всей петербургской прессы. Конечно, Проппер от имени прессы предъявил требование и о полной свободе прессы, на что я ответил, что, покуда не будет издан новый закон о печати, должен исполняться старый, но что я ручаюсь, что цензура будет держать себя в смысле оповещенной манифестом 17 октября свободы слова. Это я и исполнил.
Вся пресса должна признать, что никогда в России, считая до сегодняшнего дня, печать не пользовалась фактически такою свободою, какою она пользовалась во время моего министерства. Никакие нападки на меня и мое министерство, делаемые в самых грубых и лживых формах, за время моего министерства не вызвали ни одной репрессивной меры. Были приняты меры против некоторых газет лишь через некоторое время после 17 октября, когда появился манифест союза рабочих, требующий прекращения внесения золота в кассы, востребования вкладов из сберегательных касс и вообще вносивший общую панику в публику относительно состоятельности государства исполнить принятые на себя обязательства; и то меры эти были приняты только относительно тех газет, которые не желали исправить свою ошибку, которые как бы являлись солидарными с революционным манифестом, который имел в виду поставить государство в положение банкротства.
Конечно, ни одно правительство самой наилиберальнейшей страны не допустило бы, или, вернее, не оставило бы безнаказанным такие явно революционные выступы, причем выступы со сведениями заведомо ложными, рассчитанными на невежество толпы и общую умственную и душевную смуту или, вернее, на общий психический кавардак. Подобные революционные выступы, широко поддерживаемые прессой, имели решительные успехи так в самое короткое время было взято из сберегательных касс вкладов более чем на 150 милл. руб. Такая паника после несчастной войны, стоившей около 2500 милл. руб., конечно, поставила наши финансы и денежное обращение в самое трудное, скажу, отчаянное положение, и одной из главных моих задач явилось, не допустить государственные финансы до банкротства. Но об этом я буду иметь случай говорить дальше.
Возвращаясь к сказанному инциденту с манифестом совета союза рабочих, вспоминаю маленький, но характеристичный случай, происшедший с "Новым Временем", рисующий моральное состояние прессы в то время и специально аллюры газеты "чего изволите", т. е. "Нового Времени".
57 Когда появился сказанный манифест, я собрал совет министров, на котором было принято решение, чти относительно тех газет, которые его пропечатают, с целью его распространения, будут приняты экстраординарным меры. Зная давно Алексея Сергеевича Суворина, зная всю вертлявость "Нового Времени" и желая уберечь Алексея Сергеича от урона, после принятого советом решения я его вызвал по телефону и имел с ним приблизительно следующий коллоквиум:
"Вы знаете о появившемся возмутительнейшем манифесте, прямо враждебном родине?" - "Да, слыхал". - "Ну, как же вы думаете к нему отнестись, думаете отпечатать в утреннем номере?" - "Не знаю". - "А я вам советую узнать". "Кажется, мои его завтра выпустят, что я с ними сделаю?" - "Ну, Алексей Сергеевич, предупреждаю вас, что вам, т. е. "Новому Времени", от этого не поздоровится, а затем делайте, как хотите". Далее я оборвал разговор.
На другой день вышло "Новое Время" без манифеста. По справке оказалось, что манифест был набран и должен был появиться через несколько часов в "Новом Времени", но мое предупреждение всполошило Суворина, который забил тревогу, и манифест был выпущен.
Вообще, в то время газеты были в руках наборщиков, так как издатели, руководимые коммерческим расчетом, опасались забастовок. "Новое Время", в том числе Алексей Сергеевич Суворин и пресловутый Меньшиков, висли между адом и раем, а когда мне удалось погасить пароксизмы революции, то эти самые господа самым наглым образом начали обвинять меня в слабости, совсем упуская из виду, что, если они сожалеют об недостаточной силе плети и расстрелов, то, ведь, они сами прежде всего должны бы были испробовать на себе плеточный способ лечения от умопомешательства.