Очень, очень осторожно, действуя с предельной деликатностью, на которую был способен, он приказал поисковому отряду отступить. Сигналы тревоги остались на месте, тонкие по размеру, нетронутые, их истинная природа искусно замаскирована. Он наступил на что-то чувствительное, и оно ответило тихим рычанием. Маневрируя вокруг светящейся маленькой мины, играя на панцире, как на тонко настроенном инструменте, он исследовал замысловатый клубок ядовитых набатов всеми имеющимися в его распоряжении сканирующими инструментами. Появление замаскированных сигнализаций всполошило его не так сильно, как исчезновение сиба. Только когда он почувствовал себя более комфортно с тем, что он видел, и взял себя в руки, он рискнул напрямую спросить ИИ Shell о том, что произошло. Его ответ был поучителен. «Какой сибфайл?» Память Панциря была безошибочной. Следовательно, он намеренно игнорировал его вопрос, или следовал инструкциям, чтобы избежать прямого ответа на вопрос, или независимый компонент сам по себе преобладал над структурой ядерного управления. Он наткнулся на нечто, что кто-то посчитал достаточно важным, чтобы притвориться несуществующим. Придя в себя, Флинкс пробежался по серии мысленных команд, предназначенных для восстановления сиба, избегая элегантного подмножества сигналов тревоги, занявших его место. Когда это не удалось, он вышел из системы, снова вошел и повторил поиск, точно воспроизводя последовательность туннелирования. Это не имело никакого значения. sybfile больше не появлялся, а замаскированные сигналы тревоги вновь заявляли о себе на своем месте. Поднятие этой темы закрыло доступ к содержащейся в ней информации, на какое время он не знал. Он может появиться снова через несколько часов, дней или не через несколько месяцев. Это не имело значения. У него не было ни одного из этих периодов свободного времени. Его рабочее время отсчитывалось от тихого храпа женщины, спящей на полу позади него. Если у него когда-нибудь и будет возможность снова получить доступ к этому конкретному сибфайлу, то только сейчас. Но как? Какой бы путь он ни прокладывал, как бы искусно он ни щупался, каждая попытка приводила только к замаскированному скоплению сигналов тревоги, с которыми он не осмеливался вступить в прямой контакт. И ИИ продолжал настаивать на том, что информации, которую он искал, не существует. По крайней мере, так настаивал соответствующий поисковый модуль Shell. Мог ли он обратиться к самому центральному ИИ? Вызовет ли это какое-либо оповещение или ему просто будет отказано в доступе? Позади него во сне зашевелилась Елена Кэролс. Что бы он ни делал, это нужно было делать быстро. За последние полдюжины столетий искусственный интеллект стал невероятно изощренным. Как и любой другой интеллект, они значительно различались по своим возможностям: от крошечных устройств, которые отслеживали бытовые потребности, до огромных сетей замысловато модулированных электронных импульсов, которые почти имитировали работу человеческого мозга или головного мозга. По необходимости глобальная оболочка занимала место на вершине интеллектуальной пирамиды по глубине и функциональности. Подход к этому с логикой и инженерными навыками привел только к разочарованию. Может есть другой способ? По-настоящему продвинутый ИИ, такой как Shell, был создан для того, чтобы понимать и справляться с человеческими эмоциями как естественным и ожидаемым следствием миллиардов запросов, с которыми ему приходилось сталкиваться ежедневно. Как и мысли, эти чувства передавались через схему преобразователя, встроенную в оголовье, закрепленное на черепе Флинкса. Когда его талант работал оптимально, он мог читать эмоции других на приличном расстоянии.