Подходить к нему после того, как он подхватил ее и бросил с высоты на асфальт совершенно не хотелось, но в каком-то смысле убийство не было чем-то из ряда вон выходящим, когда речь шла о древних, так что попробовать стоило. В конце концов, Ворон видел, что здесь произошло, а Лиса — нет. Различив в пыли слабо мерцающие болотные огни, она вздрогнула, но не отступила. Лихо может забрать ее разум? Да пусть подавится! Там, куда она идет, он ей не нужен.
Ворон тщательно и даже с какой-то любовью выковыривал куски плоти из ошметок желтого костюма, на тихо подошедшую к нему Лису он не обратил никакого внимания. Огромный, черный, с лоснящимися перьями и красными от голода глазами, он снова был тем, кто он есть. Падальщик, а не Хищник.
— Что здесь произошло?
— Побоище, — лаконично ответил Ворон, не отрываясь от своего занятия. Он в своем праве и на своем месте, им нечего делить.
Вспышка, ненадолго лишившая Лису зрения, была достаточно яркой, чтобы привлечь внимание людей на заводе, но никто не спешил к ним с тяжелой техникой устранять последствия взрыва. Все будто вымерло. Лиса перевела взгляд на землю и узнала Меч, тихо лежащий у ног огромной птицы, метнув взгляд на тело рядом с оружием, она узнала его, а затем откатившуюся недалеко голову и наполовину обглоданное лицо Алеши, смотрящее в небо пустыми обожженными, а затем выклеванными глазницами. Ворон пока не уделил внимания, но тело, которое он терзал в данный момент…
Узнав тонкие скрюченные пальцы, Лиса охнула и сделала шаг вперед.
— Она моя, — сжав огромные птичьи когти на обглоданном черепе, предупреждающе проклокотал он. — Они все мои.
Ну да, конечно, так она ему и позволила! Без труда заострив зубы и не без удовольствия переживая ноющую боль, Лиса вцепилась в собственную руку и пролила густую красную кровь на землю.
— Я приношу свою кровь тебе, Великая Мать! — сосредоточенно повторила она то, что однажды сработало. — Приди и проводи меня к Смерти!
В небесах повисла тяжелая тишина, земля безмолвствовала, Ворон на секунду повернул к ней круглый глаз, а затем продолжил трапезу как ни в чем не бывало. Лиса почувствовала, как медленной неотвратимой волной из глубины души поднимается паника.
Столько прожитой боли, столько проклятых лет, столько рухнувших планов, столько ночей, полных отчаяния, столько дней, полных ярости, сжигающей изнутри… Все зря. Солнце снова взойдет и жизнь, блеклая копия прежней, начнется сначала, время не повернется вспять, старые времена не вернутся и она обречена год за годом увядать, истончаться без смысла, без цели, без имени сквозь бесконечную череду фальшивых смертей, которые никогда не подарят покой!
Толкать народы к войне искусным обманом и оканчивать чересчур затянувшиеся конфликты им же, превращать бедняков в богачей, а богачей обирать до нитки, выжигать леса на месте которых взойдет хлеб и уничтожить хлеб, породив годы голодных войн — вот ее предназначение. Переворачивать все с ног на голову, встряхивать раз за разом установившийся порядок, не давать миру закостенеть… Но все же всегда было кое-что, что она изменить не могла.
Она сама. Бесконечная жажда изменений толкала ее вперед веками, заставляя ввязываться все в новые и новые авантюры и она никогда, никогда не могла остановиться…
“Хватит! — кричала она, заслышав в который раз крик петуха поутру. — Пожалуйста, хватит!”
Но никто не слышал. В ярости она выбегала из укрытия, терзаемая голодом и злобой, готовая задушить всех куриц на свете, сожрать их всех до одной и умереть, задохнувшись от белого мяса, но Смерть не приходила за ней, чтобы остановить бешеное колесо возрождения. Никогда. И даже сейчас, когда ей почти удалось, она не отвечает ей.
Лиса обхватила себя руками, кровь стекала по перепачканному плащу и капала на босые ноги. Губы предательски дрожали, вечность разворачивалась за спиной, безнадежная, бессмысленная, и Лиса не могла заставить себя встретиться взглядом с этой бездной. Только не снова.
Яга должна прийти на зов, это ее проклятый долг! Почему она не отвечает?
Кровь стекала на потрескавшийся бетон, такая нелепая, грязная и абсолютно никому не нужная. Болотные огни кружились над ней, не замечая. Ворон, расколов макушку, выскреб последние ошметки мозга из кроваво-красного черепа, а затем отбросил его в сторону, принявшись за длинные кишки из туловища.