“Я б на твоем месте не радовалась, — говорила Яга, покидая гостеприимные сени Царевны. — Теперь ты обязана сдохнуть за меня”.
Это должен быть ответ. Потому что если это не ответ… ничто уже не важно. Лиса сделала пару шагов вперед, подобрала пустой череп и заглянула в черные глазницы. Она никогда не была чародейкой, хоть и выучилась нескольким трюкам, так что сейчас понятия не имела, из чего должен состоять ритуал самопожертвования. Но может быть это и не важно?
Болотные огни покачивались над уже осевшей пылью медленно и меланхолично. Может, пыль и была опасна, но не для той, кто испил Мертвой воды. Лиса медленно опустилась на колени перед обглоданным черепом Яги, Лихо не мешало ей — тот, кто не может умереть, его не интересует.
Лихо всегда играет против людей, прогибая под себя реальность, подтасовывая вероятности таким образом, чтобы погубить их. И если для того, чтобы уничтожить их как можно больше, нужно увеличить вероятность появления Кощея, оно сделает и это. Неразумное, несусветное, оно не думает и не строит планов, оно просто противовес цивилизации, катастрофа, уносящая жизни каждый раз, когда их становится слишком много. Эпидемии, землетрясения, изменения климата - вот что такое злая судьба.
Но Волк всегда играет на стороне людей. Почему он позволил этому случиться? Старый пес обожает героев, он водится только с лучшими из них, но вот уже тысячи лет никто не приходит к нему за советом. И чтобы это произошло, чтобы о нем вспомнили, должна случиться Беда, и такая, в огне которой снова родятся лучшие из людей. Лиса покачала головой и вздохнула, не так уж Волк не похож на нее, как она все это время думала.
Лиса скинула доставшийся ей в наследство от Несмеяны плащ, оставшись такой же, как пришла в этот мир на заре времен и такой, какой хотела бы его покинуть — обнаженной. Откупорив флягу, она пролила немного тягучей черной жидкости на окровавленную руку и положила ее поверх пустых глазниц черепа. Вязкая, черная и блестящая, нефть потекла с пальцев по голым костям и, наконец, коснулась земли.
— Я приношу тебе воду, кровь и жизнь мою, — прошептала Лиса и закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слезы. — Не отринь меня, Отче.
Звуки исчезли из мира, стихли любые напоминания о вороновой трапезе, под распухшие от слез веки больше не пробивался свет, исчез даже осенний холод, безжалостно колющий кожу. Опора исчезла из-под ног, растворился в воздухе череп, к которому она прикасалась. Бесконечное пространство подняло ее и поглотило. Открыв глаза, Лиса увидела лишь черноту, тут и там пронзаемую светом болотных огней, они медленно парили в воздухе, как прежде, лишь два из них были неподвижны. Медленно, пядь за пядью, вокруг этих огней проступало обтянутое прозрачной светящейся кожей лицо. Лиса едва не вскрикнула, когда поняла, насколько оно похоже на лицо Яги, но все же сдержалась. Она некстати вспомнила, как говорили, будто Кощей Яге очень близок, но он не был на самом деле ей братом… просто воссоздал свое тело из ее черепа.
Кощей парил среди тишины и пустоты, казалось, целую вечность, медленно обрастая костями, укутываясь в саван болотных огней. Он медленно сгибал и разгибал тонкие пальцы, наклонял из стороны в сторону голову, но в мертвой тишине не слышалось хруста костей.
— Сколько зим минуло, — наконец произнес он голосом хриплым и тихим, но заполняющим собой бесконечность, — сколько ненужных жизней взошло над землей за многие лета.
Жуткие зеленые глаза его сфокусировались на стоящей перед ним на коленях Лисе и его обтянутое сухой кожей лицо сменило выражение. Прочесть по нему что-либо сложно, но он точно не был зол или оскорблен своим пробуждением.
Вдохнув легкий воздух пустоты, она с трудом выдавила:
— Я призвала тебя, чтобы…
Шелест птичьих крыл заглушил ее голос, но когда он стих, Лиса поняла, что это был смех. Кощей смеялся, как смеялись бы покойники, если бы могли - чуть приоткрыв рот и не двинув ни мускулом больше.
— Не льсти себе, дитя. Я здесь потому, что человечество в бесконечной жадности своей пожирает само себя и ему осталось недолго.
Лиса затаила дыхание. Кощея не может призвать кто-то из древних просто потому, что он существует не для них. Не Лиса призвала его, а люди. Кощей и подобные ему — это точка невозврата. Должно быть, прямо сейчас на пески Гаити сходит к воющей толпе барон Самеди, ступает костяной ногой на немецкий автобан полуликая Хель, Аид впервые за века видит слепящее солнце Греции.