«Ишь как заговорил. Слишком честный. Все, выходит, в говне, а он весь в белом. Звоночек ещё был, когда он отказался докладные писать на министра и начальника Генштаба, хотя они суки ещё те», – Прокуроров сидел, уткнувшись взглядом в свои листы для записей и карябая на них ничего не значащие каракули. Тем же были заняты и его коллеги. Талантливый с детства директор ФСБ карябал шарж на Алексея Владимировича.
– А что касается ФСБ, уж извините, – Новиков демонстративно-фальшиво улыбнулся самому страшному из присутствующих генералов, – она уже давно превратилась в полукоммерческое предприятие. На кого им жалобы писать, если они всех в стране построили и без того?
Прокуроров хмыкнул, то ли смеясь над неожиданным правдорубным спичем военного разведчика, то ли над разоблачёнными им спецслужбами. На самом деле, это был секрет полишинеля, конечно, все об этом говорили и вполне открыто в коридорах Кремля, правительства – везде. Просто есть какие-то рамки. Получается, если бы Новиков то же самое сказал в коридоре в пяти метрах отсюда и тем же лицам вполголоса, всё было бы в порядке вещей, даже вместе пообсуждали бы и, может, посмеялись. Но он сказал в зале заседаний Совбеза на официальной, хотя и рабочей по протоколу, встрече. Это уже была фронда натуральная, демонстрация, вызов системе. И такого не прощают. Все должны были доложиться президенту. Запись тут федеральная служба охраны, наверняка, ведёт. В общем, это было не то место и не то время.
– Что же они некоему Ленину, мать его, пишут, а не куда следует? – попытался разрядить обстановку секретарь Совбеза.
– Вы же внимательно меня слушали? Поэтому. Я про прокуратуру и суды ещё ничего не сказал, но могу…
– Это мы не сомневаемся! – засмеялся опытный директор ФСБ. Генпрокурор и секретарь Совбеза подхватили. Генпрокурор особенно старательно смеялся, прямо до слёз.
На этом и закончили.
Глава ViII
В самый обычный, типовой застройки и запущенности московский дворик вышли трое: Антон, Кирилл и Катя. Серые дома и серые бордюры, грязные окна, обшарпанные двери, непонятного цвета остатки асфальта. Возле сломанных качелей валялись пустые бутылки из-под пива, остальную территорию детской площадки занимала самодельная автостоянка с ржавыми цепями, обвязанными вокруг деревьев. Скудную архитектуру района украшали сейчас только редкие яркие пятна: распустившиеся на деревьях, выживших после устроения стоянки, почки и размазанная по Катиным щекам тушь.
Всё ещё шмыгая покрасневшим носом, Катя уже совсем тихонько всхлипывала и поскуливала. Дойдя до своей миниатюрной машинки, припаркованной двумя колёсами на бордюре, она по очереди пожала парням на прощание руки, кирилловскую придержав чуть дольше, и с надеждой посмотрела в его глаза.
– Пока, мальчики.
Антон покровительственно положил руку на плечо девушки.
– Кать, ты не переживай, всё устроится, всё будет хорошо.
– Пока, Кать. Мы всё сделаем, не волнуйся, – поддержал Кирилл, глядя при этом не на неё, а косясь с явным неодобрением на руку друга.
Девушка вымученно улыбнулась, но на заплаканном, раскрасневшемся и перепачканном тушью лице эта улыбка была больше похожа на гримасу. Села в авто и пригрозила парням пальчиком через открытую дверь.
– Не шалите без меня! – и улыбнулась уже веселее, натурально.
Кирилл и Антон, не сговариваясь, потупили глаза.
Катя стремительно стартанула, едва не оставив бампер на бордюре, и махнула на прощание рукой. Парни помахали ей в ответ. К подъезду они шли не спеша, молча переваривая только что закончившийся разговор и столь щедро розданные невыполнимые обещания.
Сзади рыкнул мощный мотор. Друзья непроизвольно обернулись. Хищно булькая своими восемью цилиндрами, во двор вкатился чёрный «гелендваген». За ним ехал чёрный «мерседес» представительского класса.
Внедорожник едва не наехал на аспирантов, остановившись в считанных сантиметрах от них. Двери обеих машин одновременно распахнулись, выпустив в серый двор нескольких крепких мужчин в чёрных костюмах и одного, помельче, – в сером, с блеском.