– Я чуть не околел тут. Ты пару кругов по МКАДу, что ли, сделала?
Катя звонко хохотнула, дотронувшись рукой до плеча Кирилла.
– Ты дурачок, я же должна была привести себя в порядок! – она поправила рукой причёску. – Всё-таки на встречу с молодым человеком еду.
Кирилл откинулся на спинку сиденья, с деланным изумлением покачал головой и закатил глаза.
– Хочешь, покатаемся? – внезапно предложила Катя. – Я тебе покажу, что в городе творится.
Он с готовностью согласился. «Волга» развернулась и неожиданно резво для столь древней техники умчалась обратно в сторону Москвы.
Катя молчала, сосредоточенно руля. В ней боролись противоречивые чувства. Встрече с этим ничем не выдающимся с виду, но очень интересным на самом деле парнем она уже порадовалась. И теперь занимавшие её последние два часа мысли о том, как она будет выглядеть, как он посмотрит, как улыбнётся в ответ она – всё это как-то обидно быстро реализовалось. О чём теперь думать? А о чём тут вообще можно думать в последние лихие дни?!
– Как ты? – сам напросился Кирилл, озабоченный долгой паузой.
Катя, всё так же глядя на дорогу, начала рассказывать, как она, практически без эмоций, как школьник, отвечающий заученный урок.
– А что я? Сижу вашей милостью дома взаперти, жду, когда кончится эта вакханалия. Дед не появляется. Ты пропал. Я одна. Боюсь даже в окно смотреть. Народ потихоньку сходит с ума, все ждут революции, некоторые хотят поучаствовать… – она на секунду замолкла, борясь с подступающими слезами. – А некоторые уже. Участвуют. В магазинчике возле дома убили паренька-продавца, узбека, до смерти забили. Старички, представляешь!
Катя обернулась к Кириллу, слёзы уже текли по лицу, съедая недавно наложенный макияж.
– Старички, бабушки и дедушки, пришли экспроприировать экспроприаторов. И убили мальчика, который просто хотел защитить магазин, в котором он работает, семью кормит. Пинали его больше часа, никто не вмешался. Он умер. Они взяли банки какие-то там, водку, конфетки своим внукам…
Катя замолчала на пару секунд, вытирая рукой слишком уж обильно залившие губы слёзы.
– И ушли. Революция.
Кирилл сидел шокированный. Ему из окон представительского авто во время поездок по бутикам да из хорошо охраняемого коттеджа не видно было ничего. Новости по российским каналам который день вообще не показывали, крутили ретроспективу развлекательных программ. Западным каналам, показывавшим уже неделю одни и те же кадры, он не особо доверял. Интернета не было. И воображение не включалось, просто было чувство, будто что-то… да что там «что-то», всё шло не так. Но больше всего ему сейчас было жалко Катю. Обманутую им, получается. Кирилл осторожно потянул руку к её щеке, чтобы утереть слёзы, но в последний момент смутился и одёрнул её.
Более получаса они ехали в полной тишине. Советский приёмник не был настроен на FM-волны, а разговаривать не хотелось. Лицо Кирилла постепенно менялось, появилась какая-то неведомая доселе жёсткость. Собравшись, он начал говорить, цедя сквозь зубы.
– А что бабушки и дедушки? Оттого, что они постарели, у них крылья, что ли, выросли вдруг?
Катя бросила на Кирилла удивлённый взгляд.
– Ты же сама рассказывала, какие они письма пишут Ильичу. Это те самые дедушки и бабушки, которые не так давно были молодыми подонками и друг на друга дружно доносы писали в КГБ! – Кирилл разошёлся, глаза горели. Очевидно, это была обратная реакция: от стыда за свои поступки он перешёл в наступление. – А теперь они постаревшие подонки.
Катя громко вздохнула. Слёзы давно исчезли, оставив солёные полосы на лице.
– Ты за эти дни стал таким взрослым, рассудительным, – в её голосе чувствовалась еле сдерживаемая ласка.
Кирилл ощутил это и немного смутился.
– Ты очень сильно изменился.
– А… в какую… сторону? – нерешительно спросил он.
– Ни в какую, просто повзрослел, – миленькое Катино личико вдруг стало очень серьёзным. Если бы кто посмотрел на них со стороны в этот момент, заметил бы, что она-то как раз выглядела намного взрослее и мудрее. Кирилл же глупо хлопал глазами, как все влюблённые мужчины.
– Говорят, что в войну, – Катя сплюнула три раза через левое плечо, – мужчины быстро взрослеют.
За окном машины уже мелькали виды наиболее пострадавшего центра. Иногда на обочинах встречались обгоревшие автомобили, кое-где пустыми чёрными дырами в стенах зияли бывшие магазины.
Кирилл прильнул к своему окну, внимательно наблюдая за группой молодых людей, выносящих коробки из разбитой витрины и грузящих их в стоящую на обочине «Газель».
– Мародёры. Это теперь частое явление, – сказала Катя, проследившая за взглядом парня.