Выбрать главу

«Белые» разгромили ополченцев с лёгкостью прыщавого старшеклассника, самоутверждающегося на салагах. Васильевская армия потеряла за неделю боёв восемьдесят процентов техники и столько же примерно личного состава, частью погибшего и раненого, частью пленённого, а в основном разбежавшегося. Они не были трусами, просто внезапно им стала отчетливо ясна та пропасть, что лежала между старой техникой, законсервированной, видимо, на случай войны с какой-нибудь африканской державой, и той, что стояла на вооружении гвардейских дивизий. Плюс авиация, наотрез отказывавшаяся участвовать в разгорающейся гражданской войне, тут своим принципам изменила и решила не допускать танковую колонну к Москве. Уж больно ассоциации были неприятные, да и вообще у многих в первопрестольной родственники… Вдобавок афганский и кавказский боевой опыт ополченцев ни к чёрту не годился на российских полях да против кадровых.

Тем не менее полной и окончательной победы над первым и потому самым знаменитым ополчением не получилось. Остатки добровольческой армии спешно рванули к Питеру под защиту «нейтралов», пригревших революционный штаб. Там Васильев пришёлся ко двору и за заслуги свои, и за известность, уже пахнувшую легендарностью, и, что немаловажно, за знакомство с одним из ленинских воскресителей. Хотя неприметного Кирюшу он и в упор бы не узнал, если бы не телевидение с Интернетом, сколько таких перед ним прошло за годы школьной работы. Однако, он насочинял про детские годы Фомина кучу баек и безостановочно их травил, превознося с юных лет раскрывшиеся в парне мудрость, пытливый ум и сверхчеловеческие моральные качества.

Васильева поставили курировать процесс создания ополчений в городах и весях. У него получалось. Ополчения множились день ото дня. Наиболее активно сработали, разумеется, «братки» и действующие, и затаившиеся на разных государственных и бизнес постах бывшие. Воевать после горького васильевского опыта они не особо стремились. А вот погромов и разбоев было не счесть.

Полиция, видимо, тоже сохраняла «нейтралитет». А если честно, просто страшно было стражам порядка и не хотелось выползать из дома.

Но Россия постепенно саморегулировалась по исторической привычке. Где-то одни бандиты, поправильнее, других громили, понеправильнее, где-то одуревшие от безысходности мужики громили и братков, и попрятавшуюся полицию, а где-то, особо обнаглевших, «нейтральные» военные убивали без суда и следствия.

Народ в общем и целом жил как обычно: всех боялся, власть любую уважал.

Домов много освободилось хороших: хозяева исчезли в миг. В основном госслужащие да менеджеры нацкомпаний. Кто говорил, в отпуске, кто – уволился, а кто просто так пропал. На международные рейсы билетов на два месяца вперёд не было. Уезжали на машинах.

И тут как раз случилось событие, должное по идее вернуть всё обратно. Но это происшествие осталось никем почти в стране не замечено, зато перевернуло отношение всего остального мира сначала к описываемым событиям, а затем и к России в целом.

Иностранцы сошлись во мнении, что русские окончательно сошли с ума, и логика их непредсказуема. Хотя где Россия и где логика?

***

Спустя неделю после треклятого первомая и начала восстания, в кабинете секретаря Совета безопасности Прокуророва зазвонил давно уже не тревоживший его телефон, обычный городской. Номер был известен крайне узкому кругу лиц, потому по иерархии на столе среди ещё шести аппаратов он занимал почётное второе место, после телефона прямой связи с президентом.

Алексей Владимирович задумчиво чистил пистолет, делал это он после первомая ежедневно, коротая минуты между совещаниями и чтением сводок. Зачем – сам не знал, но как-то успокаивало. Телефонную трубку он, однако, схватил почти мгновенно, с первой же трелью, нечаянно смахнув при этом рукавом расставленные на столе пузатые патроны.

– Алё? – откашливаясь, торопливо, но настороженно он именно спросил, а не дежурно начал разговор.

– Здравствуй, любезный Алексей Владимирович, – прогрохотал приятный бас из трубки, не причинив при этом никаких страданий уху: голос звучал мелодично, почти по-церковному, – как поживаешь, как наша печень?

– Спасибо, Илья Иванович, сам-то не очень, в связи с последними событиями, а вот печень, вашими.. кхм… молитвами, лучше всех поживает, – Прокуроров расплылся в столь необходимой ему сейчас улыбке.