Прибыв в Ленинград, крестный ход прошёл торжественно по центру и завершился возле Смольного, штаба революционных сил. На втором этаже из-за колоннады появился вождь, он же Мессия. Дело было к вечеру, поэтому Лжеленин уже слегка покачивался. Все усилия Зверева и «воскресителей» по борьбе с его алкоголизмом привели лишь к дневному воздержанию на время важных государственных дел. К вечеру же он принимался снимать стресс так усердно, что на ужин звать вождя вскоре перестали, чтобы людей не пугать да себе психику не травмировать.
Он неуклюже помахал верующим, крестоходцы тонко завыли:
– Спаси ны, Сыне Божий, воскресый из мертвых, поющия Ти: Аллилуиа.
Царёв, даром что уже бутылку почти в себя влил и соображал слабо, тут же в новую роль вжился и величаво осенил поющих крестным знамением, чем вызвал в их среде эйфорию, а среди наблюдавших за сим революционеров – замешательство.
– Вот скотина пьяная! – только и ахнул Антон, стоявший среди других приближенных за спиной Лжеленина.
Позже всё списали на гениальность вождя и умение воздействовать на любую аудиторию.
А вот с крестоходцами, которым их «Мессия» догадался ни слова не сказать, а, важно покачиваясь, скрыться в здании, возникла проблема. Эти почти тридцать тысяч человек надо было где-то размещать. Нашлись, слава богу, брошенные посёлки и целые жилые комплексы, чьи обитатели скрылись в Финляндии и Прибалтике.
Но одна из авторитетных участниц хода, шедшая из самого Захрапнево и быстро набравшая популярность благодаря своей начитанности и педагогическому опыту (даже с уголовниками справлялась), Анна Евгеньевна, потребовала от революционных властей восстановить справедливость и поселить её в квартире, где она ранее проживала и прав на которую была незаконно лишена. Казус был в том, что квартира ныне принадлежала родителям одного из воскресителей Ленина, Антона Матвеева.
Но власть на то и была революционной, чтобы чтить справедливость. Решено было удовлетворить законные требования простого народа, а жилищный вопрос родителей Матвеева отложить на потом. Анну Евгеньевну заселили именно в ту комнату, где она проживала ранее с родителями.
Но антоновские предки наотрез отказались от всех предложенных шикарных особняков. Они хотели жить тут, в центре, на Синопской набережной и именно в этой квартире, доставшейся непросто, стоившей трудов, денег, сделок с собственной совестью. Это была награда, она должна была принадлежать им. Вопрос принципа.
Мама доставала Антона ежедневными звонками. Он делал всё, что мог, обошёл всех значимых лиц. Засылались проверки чуть не ежедневно, даже по вопросу санитарно-эпидемиологического состояния в комнате крестоходки. Тщетно. Ни вшей, ни сибирской язвы не нашли. Да и проверяющие все симпатизировали сибирской изгнаннице. Даже революционное руководство пеняло Антону на оторванность от народа и его нужд.
Отчаявшись, парень проявил смекалку, он этим свойством славился и в универе, и ранее. Доступ к Лжеленину у него был полный, почему бы не воспользоваться, тем более что вовсю шли массовые репрессии?
Улучив момент, когда Царёв обыкновенно нажрался под вечер, Антон сел за его стол и изучил содержимое папки на подпись. Надо заметить, что, несмотря на своё никак не убывающее пьянство, «Ленин» имел исключительную компетенцию лично решать судьбы подлежащих репрессиям. Именно он ставил окончательную и не подлежащую обжалованию визу на списках, составляемых районными «тройками» (в них включали по комиссару из революционного штаба, представителю народных ополчений и офицеру из ЧК).
Такому распределению полномочий не противился даже Зверев, хоть и сомневался всё чаще в адекватности вождя: он посчитал очень уместной ленинскую решимость взять ответственность за репрессии на себя.
В папке, на радость Антона, оказались свежие списки красного террора, которые Лжеленин завизировать ещё не успел. Составлены они были беспорядочно, каждый район предоставлял их еженедельно в свободной форме, как вздумается. Где-то – с подробным перечислением нажитого нечестным путём имущества и списком нарушенных, как предполагалось, статей уголовного кодекса (руководствовались старым, дореволюционным), где-то – с приложением заявлений граждан, пусть по большей части и анонимных, а где-то – просто паспортные данные и вменяемое преступление.