— Понимаю, ваше превосходительство.
— Он сказал, что не знает, как отнесутся к перевороту в Белом доме, как отнесется президент Вильсон…
— Чехи, — сказал Лебедев. — Они интригуют против нас. Их представители не выходят из американского посольства. Они противодействовали аресту сторонников директории — членов Учредительного собрания. В Челябинске они освободили эсеровского главаря Чернова и помогли ему скрыться… Чехи… Они информируют заграницу и возбуждают против нас общественное мнение.
— Чехи ничего не значат и ничего не могут, — сказал, поморщившись, Колчак. — Какое им до нас дело? Как только кончилась на Западе война с немцами, они оставили фронт на Урале и собираются уезжать. У них нет и не может быть самостоятельной политики. Им нужны деньги и пароходы, чтобы уехать в Чехию. В Германии революция, и они больше не боятся немцев… Но пароходы и деньги могут дать только американцы…
— Понимаю, ваше превосходительство, — сказал Лебедев.
— Без денег самостоятельной политикой не займешься, — сказал Колчак. — Ни политикой, ни войной…
— Так точно, ваше превосходительство, — сказал Лебедев. — Наполеон говорил, что для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги.
Колчак смотрел в одну точку и, казалось, не слышал слов Лебедева.
— За признание и помощь они требуют гарантий, что наша политика не будет расходиться с американской политикой в Сибири, — повторил он. — Я сказал, что не вижу оснований, чтобы они расходились. Он остался доволен моим ответом и стал расспрашивать меня, что я намерен делать теперь.
Лебедев молчал. Он боялся сказать что-нибудь невпопад и раздражить адмирала. К тому же он понимал, что Колчак говорит больше для самого себя, чем для него. Вслух верховному правителю было легче думать.
— Что делать теперь? Удивительно праздный вопрос. У них на Западе война кончилась, и они теперь могут думать о том, что делать с побежденной Германией, а у нас война не кончилась. У нас война только начинается… Сначала нужно победить… — Колчак встал и отодвинул кресло. Брови адмирала нахмурились, и загнутый к губе нос заострился. — Реформы? Писать законы? Дело сейчас совсем не в реформах и законах. Законов написано достаточно. Нужно заставить народ выполнять старые законы. Наша задача — война, а не законы. Ей должно быть подчинено все. Война. — Левый глаз адмирала сделался больше правого и остеклянел. — Борьба с большевизмом — вот наша задача…
Адмирал подошел к окну и уставился неподвижным взглядом в бронзовый купол собора, тускло поблескивающий в неярком свете хмурого дня.
Лебедев осторожно положил папку с бумагами для доклада на краешек стола и рукой оперся о кресло. Он смотрел в спину адмирала так, будто на ней было написано все то, о чем адмирал думал.
— Что же, ваше превосходительство, сказал вам мистер Гаррис? — спросил Лебедев, наконец решившись нарушить слишком затянувшуюся паузу. — Он обещал помощь?
— Да, он обещал помощь и признание.
— Это очень важно, — сказал Лебедев.
Колчак вернулся к столу и сел в кресло. Только теперь Лебедев заметил, что разговором с американским консулом верховный правитель доволен — в глазах появилось выражение покоя и у губ блуждала едва уловимая улыбка, не так часто смягчающая жесткие черты его постоянно угрюмого лица.
— Какие вести с фронта? — спросил он, взглянув на папку с бумагами для доклада.
— За сутки существенных перемен не произошло, ваше превосходительство, — сказал Лебедев.
— Прибыли пополнения в 3-ю дивизию?
— Так точно, прибыли.
— А в группу Пепеляева?
— Сформирован штурмовой батальон составом 1200 штыков. Батальону присвоена форма: нарукавный угол из черно-красной материи, черные с белым кантом погоны и вместо кокарды череп со скрещенными костями. Формируются сектантские полки «Христа Спасителя». Солдаты этих полков похожи на молодых священников. Все они с бородами, и на шинелях у них нашиты большие белые кресты. Это должно повлиять на религиозное чувство русских людей. Не каждый осмелится стрелять в крест…
— Они еще формируются, а какие части отправлены на фронт? — спросил Колчак. — Какие войска ушли на фронт с Востока?
— Оттуда войска еще не отправлены, ваше превосходительство.
— Почему? — Колчак нетерпеливо дернул бровью, и опять его левый глаз сделался больше правого.
— Они заняты на подавлении крестьянских мятежей.
— Сколько времени они будут возиться с подавлением этих мятежей?
— Не могу знать, ваше превосходительство.
— Не умеют справиться с невооруженными бандами крестьян… — Настроение Колчака мгновенно испортилось, и лицо помрачнело. — Нет решительных людей…