Моррис провел Грэвса в кабинет, указал ему на кресло и сам сел на кожаный диван, закинув ногу на ногу и обхватив руками острое колено.
— Я проехал по линии фронта и видел только разбитые войска. Они не способны к наступлению… — сказал Грэвс. — Все очень плохо.
Моррис молчал.
— И я не обнаружил никакого энтузиазма по отношению к правительству Колчака, — сказал Грэвс. — Они все перессорились, и армия деморализована…
— Вы слишком мрачно смотрите на вещи, мистер Грэвс, — сказал Моррис. — У вас мало оптимизма… Адмирал Колчак уверил меня, что отведенная за Ишим армия будет реорганизована и снова превратится в силу, способную противостоять большевикам. Так же смотрит мистер Гаррис, он считает Колчака достаточно сильным.
— Мистер Гаррис не был на фронте, — сказал Грэвс.
— Но мистер Гаррис постоянно живет здесь, а мы гости, — сказал Моррис.
Грэвс прошелся из угла в угол кабинета и остановился у окна. Закат потухал. На небе еще тлело единственное облачко. С низин поднимались сумерки, и окна противоположных зданий становились сизыми, как будто их затягивало дымом. Грэвс вспомнил костры за городом и таборы выселенных из прифронтовых селений крестьян.
— Фронт слишком близко, — сказал он, — а для реорганизации армии нужны время и резервы. Не знаю, на чем основывает свою надежду Гаррис… Может быть, он рассчитывает на слабость Красной Армии, может быть, он думает, что большевики не пойдут на Омск? Я так не думаю, большевики пойдут на Омск…
Моррис поднял голову, и его постоянная ироническая улыбка сошла с губ.
— На Омск? Вы считаете, что Омск под угрозой?
— Может быть, под угрозой вся Сибирь, — сказал Грэвс.
Моррис повернул голову и слегка наклонил ее, будто прислушивался к какому-то шуму за окном.
— О… — сказал он. — Так серьезно?
В комнату вошел лакей, чтобы опустить шторы и зажечь люстру. Грэвс нетерпеливо следил за его медленными и размеренными движениями. Когда лакей ушел, Грэвс сказал, щурясь от слишком яркого света люстры:
— Я не видел боеспособных войск… Офицеры боятся своих солдат больше, чем красных. Они бросают свои роты и батальоны, они бегут в тыл… Даже штаб-офицеры…
Моррис молчал. Глаза его были полузакрыты, и он шевелил пальцами так, будто на ощупь сдавал игральные карты.
— В пути к Ишиму мы встретили около тридцати эшелонов, там было приблизительно пять тысяч солдат, но я не видел среди солдат офицеров и не видел у солдат оружия, — сказал Грэвс. — Они его бросают…
— И все-таки они должны удержать фронт, мы поможем им, — сказал Моррис.
— Возможно ли это, если во главе армии и правительства останется Колчак? Он не пользуется никакой популярностью, — сказал Грэвс.
— Опасно менять упряжь посреди брода. Нужно, не теряя времени, укрепить то, что есть… — Моррис поднялся с дивана и подошел к Грэвсу. — Гаррис оптимистичнее, чем вы. Он считает, что от Колчака рано отказываться, он еще может быть полезен делу. Надо поднять его престиж и помочь ему.
— Чем? — спросил Грэвс, уже понимая, что вопрос о Колчаке решен и что его слова о необходимости замены верховного правителя не убедили Морриса.
— Я рекомендовал президенту официально и как можно скорее признать правительство Колчака, признать и оказать ему помощь в 200 миллионов долларов. Это поднимет престиж правительства, — сказал Моррис. — Это облегчит ему воссоздание армии…
— Но сейчас? Какими силами сейчас Колчак остановит большевиков? — Спросил Грэвс. — У него нет резервов…
— Чехи, — сказал Моррис. — Их повернут на запад. Им скажут, что отправка их на родину возможна только через южные порты. Пусть они пробиваются на соединение с войсками Деникина. Это реальная сила…
Грэвс насторожился. У него мелькнула надежда, но сейчас же погасла. Он нахмурился и спросил:
— А партизанские фронты? Кто будет бороться с партизанами и охранять дорогу?
— Вы, — сказал Моррис.
Грэвс несколько секунд молча смотрел на посла. Взгляд его сделался рассеянным, и на лбу легли морщины, сразу состарившие лицо по крайней мере на десять лет. Он думал. Потом сказал:
— Не понимаю… Перебросить наши войска из Забайкалья в Сибирь? Лишиться контроля над японской армией?
— Нет, — сказал Моррис. — Принять под командование еще две новые американские дивизии — двадцать пять тысяч человек… Я уже телеграфировал в Вашингтон.
Грэвс пристально смотрел на Морриса, словно на лбу у того была нарисована новая таблица соотношения сил, борющихся в Сибири, и оставалось только подвести итог.