— Что же мне здесь делать, ваше превосходительство? Флота здесь нет…
— Я хочу вас использовать для более широкой задачи, — ответил Болдырев. — Я хочу предложить вам пост военного и морского министра.
— Военного и морского министра?
Колчак смотрел в непроницаемое лицо генерала и ничего не мог понять.
«Морского министра… Почему? — думал он. — Значит, Болдырев разговаривал обо мне с другими членами директории, один он не может распоряжаться раздачей министерских портфелей… Зачем они привлекают меня в правительство? А-а-а, может быть, хотят скомпрометировать в глазах военных, которые ненавидят директорию… Болдырев что-то хитрит… Он рассчитывает поссорить меня со сторонниками диктатуры…»
Колчак смотрел на Болдырева, хмурил брови в мучительных поисках ответа. Найти его адмиралу было нелегко. Дав согласие, он делался человеком, ответственным за политику директории, и связывал себя по рукам и ногам; отказавшись — становился к правительству в открытую оппозицию. Это было опасно.
Колчак решил хитрить.
— Ваше превосходительство, что будет делать морское министерство при отсутствии флота? — сказал он. — И что такое военное министерство в современных условиях? Вместо первого нужно создать какое-нибудь отделение при штабе, которое занялось бы учетом и сбором всего, что осталось от флота, а второе в военное время ведает только снабжением армии да в некоторой степени, может быть, комплектованием ее. Этой работы я не знаю и, признаться, не имею к ней никакой склонности.
— Работа военного и морского министерства значительно шире, — возразил Болдырев. — Я думаю, вам не следует сразу отклонять мое предложение. Попробуйте, если вы увидите, что дело у вас не идет, никто вас связывать не станет, вы всегда сможете уйти…
— Стоит ли браться за то, что думаешь оставить, — с притворной улыбкой сказал Колчак. — К тому же мне непременно нужно разыскать свою семью… Я разлучен с ней уже больше года…
— Кроме вас, на пост министра у нас нет ни одного лица, которое пользовалось бы известным именем и доверием. Я обращаюсь к вашему служебному долгу офицера и прошу помочь нам, — проговорил Болдырев, сделав вид, что даже не расслышал последних слов Колчака.
— Да, — сказал Колчак. — Все это очень трудно и совсем не входило в мои планы… — Вдруг он поднял брови, как будто внезапно вспомнил что-то, взглянул на разостланную перед Болдыревым карту под стеклом и спросил: — А какое отношение я буду иметь к армии? Будут ли в моем подчинении какие-нибудь войска?
Болдырев посмотрел на адмирала так, будто тот стал говорить на каком-то непонятном иностранном языке.
— Войска?
— Да, войска в распоряжении военного министра…
— Вопрос о таком разграничении командования у нас никогда не поднимался, — сказал Болдырев.
— Вот видите, ваше превосходительство, а ведь это вопрос очень важный, — проговорил Колчак, ближе подвигаясь к столику с картой. — Мне бы хотелось заранее знать, какие взаимоотношения будут у меня с вами — командующим армией — и со всеми теми войсками, которые находятся на территории Сибири.
— Это мы уладим, — сказал Болдырев. — Важно, чтобы вы сейчас вошли в правительство и помогли нам…
— Я ставлю еще одно условие, — сказал Колчак, совсем позабыв о своей поездке на юг. — Я неясно себе представляю, что такое фронт, что такое наши вооруженные силы, какие отношения существуют у нас с чехами. Я человек здесь новый и считаю необходимым в ближайшее время отправиться на фронт. Мне нужно знать, в чем нуждаются воинские части, лично побывать в них…
— Хорошо, — Болдырев поднялся с кресла. — Сегодня будет отдано распоряжение о вашем назначении военным и морским министром.
На другой день после разговора с Болдыревым Колчак сделал визиты всем членам директории, однако, готовясь к поездке на фронт, поселился не в доме, где жили другие члены правительства, не на частной квартире, а в доме начальника гарнизона полковника Волкова.
В начале ноября новый военный и морской министр вице-адмирал Колчак оставил Омск и поехал на фронт показывать себя армии.
7
На улицах Омска горели редкие фонари. Они давали мало света, и было почти темно.
У афишной будки стоял невысокий сутулый офицер и, вглядываясь в мрак, прислушивался к звукам засыпающего города.
Раздался дробный стук копыт, и из переулка выехал казачий разъезд.