— Куда же им всех арестовать? — донесся из угла второй голос. — Гауптвахты не хватит…
— Гауптвахты? На что им гауптвахта? За такие дела на гауптвахту не садят. У контрразведки, не горюй, помещениев хватит.
Кто-то протяжно вздохнул и закашлялся.
— Нету здесь Лукина? — спросил Никита.
— Кого?
— Лукина.
— Нету.
Не было Лукина и в казарме.
Никита сдал писарю рассыльную книгу, еще раз осмотрел казарму и снова вышел на крыльцо.
Начинал падать снег — первый снег задержавшейся зимы. Он падал пушистыми обильными хлопьями и застилал во дворе подстывшую комьями грязь. На улице почти стемнело.
Никита оглядел пустой двор и вдруг увидел Лукина. Тот стоял на углу казармы, прижавшись спиной к стене, и глядел в землю.
Никита сбежал с крыльца.
— Лукин!
Лукин вздрогнул и отошел от стены.
И тут неожиданно даже для самого себя Никита крикнул:
— Эй, Лукин! Где тебя черти носят? Идем быстрее, до поверки вернуться надо…
— Куда идем? — спросил Лукин.
Никита покосился на дневального у калитки и сказал:
— Командир батареи господин капитан Бызов приказал тебя немедленно к нему привести. Давай живее. Ждать тебя господин капитан не будет, я и так больше получаса тебя ищу.
Лукин подошел к Никите.
— А зачем я ему?
— Пошли! — не отвечая на вопрос, приказал Никита и подвел Лукина к калитке.
— Это со мной по вызову командира батареи капитана Бызова, — бросил он на ходу дневальному, словно тот мог не слышать его крика с крыльца казармы, и, не ожидая разрешения на выход, вывел Лукина за колючую проволоку. — Налево, да побыстрей шевелись… Взгреет нас с тобой капитан по первое число… Тебе-то ладно, а меня за какие провинности…
Все это Никита проделал с таким спокойствием, которое позднее удивляло его самого. Он не чувствовал ни страха, ни тревоги, даже не остерегался погони. А ведь ее каждую минуту мог послать за ними одумавшийся дневальный.
Он уверенно вел Лукина к тому самому месту, которое наметил для побега еще утром.
— Да куда ты меня ведешь? — спросил Лукин, когда они отошли от казармы.
— Куда надо, туда и веду, — сердито сказал Никита. — Молчи!
В молчании они дошли до офицерских флигелей.
Снег становился все гуще, облеплял лицо, одежду и руки.
Потянул ветер и, словно ускоряя падение снежных хлопьев, гнал их, сливая в бесконечные белые нити.
15
На окраине военного городка Никита остановил Лукина.
Позади тянулась шеренга мутных казарменных огней, расплывчатых и туманных. Кругом не было видно ни одного человека. Снег продолжал валить, быстро застилая землю.
— Соображай, да поскорее, — шепотом сказал Никита. — Хочешь, назад иди, будто побывал уже у командира батареи, а хочешь — со мной в побег…
Лукин схватил Никиту за руку и крепко сжал ее.
— В побег? Да-да, конечно, в побег… Идем, идем…
Больше не сказав ни слова, они подбежали к проволоке. Никита приподнял ее нижние нити, и Лукин ловко подлез под них. Потом Лукин подержал проволоку и подлез Никита.
Не сговариваясь, они что было сил побежали к пустырю, прочь от городка.
Полы шинелей хлопали по коленям и мешали бежать. Снег бил в лицо и слепил глаза.
— Там кирпичные сараи, в них спрячемся — передохнем, — задыхаясь, говорил Никита. — Дальше — город…
— Штаны, — сказал Лукин. — Сволочи…
— Снег помогает… — Никита задохнулся и перешел на шаг.
Лукин тоже пошел шагом.
Никита посмотрел в сторону городка. Казарменных огней уже не было видно. Непроницаемая стена снега заслонила их.
— Здесь помогает, а в городе не поможет, — сказал Лукин. — По улицам в подштанниках не пройдешь…
— Ночью! Ночи нам ждать придется…
— Опасно ночи ждать. У нас времени немного. А ну, как хватятся да верхами учебников пошлют? Сейчас они все на ногах. Дежурный офицер, небось, в контрразведку уже сообщил. Бунт «наполеонов», а тут еще побег…
— Все это тощий понаделал. Как его… — сказал Никита, вспомнив искаженное лицо тощего солдата, и отер ладонью мокрое от снега лицо.
— Димитрий, — сказал Лукин. — Димитрий Поляков, с Дальнего Востока. Интервенты у него жену повесили… Письмо он получил…
— Зачем он кричал? Разве криком поможешь? — сказал Никита. — Теперь других подвел и себя погубил ни за грош…
— Он себя не помнил… От такого горя все позабудешь… — Лукин схватил рукав Никитиной шинели и проговорил голосом взволнованным и, как показалось Нестерову, даже растроганным. — А молодец ты, Федотов, недаром я тебя сразу приметил. Теперь, раз мы ушли, никто из ребят за этого попа отвечать не будет… Если мы ушли, значит, мы и зачинщики, значит, на нас вся их злоба, вся кара падет, а о других забудут…