— Нет, просто сказал к Сукачевскому саду… Да скорее ты, скорей. — Никита схватил Лукина за рукав и потащил из-под навеса. — Тут недалеко, бежим, бежим…
Никите казалось, что с минуты побега прошло уже много часов и, может быть, в дивизионе давно обнаружили их исчезновение, подняли тревогу и конные дозоры учебников теперь со всех сторон скачут прямо к кирпичным сараям.
Он страшно торопился и все время оглядывался на пустырь.
Успокоился Никита лишь тогда, когда усадил Лукина в пролетку, плотно прикрыв ему ноги клеенчатым фартуком, и сам сел рядом.
Извозчик завернул пролетку и снова выехал на улицу с публичными домами. Сначала он только причмокивал и шлепал вожжей по мокрому крупу лошади, потом обернулся к седокам и, мучимый любопытством, спросил:
— Как же так оплошал, паря? Или выпил много, лишнего хватил?
— Немало, — глухо сказал Лукин.
— А с кем пил-то, приметил? Знаешь их?
— Как не знать, приятели…
Извозчик понужнул лошадь, потом снова обернулся к седокам.
— Тогда, однако, в насмешку они тебя обснимали, — сказал он в раздумье. — Одни штаны, к чему это? Наверное, из-за девок, от них вся зараза идет, вся дурь…
— Похоже, что так, — ответил Лукин. — Ничего, потом разберусь. От меня мое не уйдет, рассчитаюсь.
— И следует таких проучить, — сказал извозчик, причмокнув, — вон, что сотворили. Да и ей, суке, заодно косы повыдергать, чтобы людей не смущала… Но, ты, зашарахалась! — крикнул он на лошадь. — Скользи…
Нестерова начинало сердить любопытство извозчика. Ему казалось, что лошадь бежит медленно и что разговорчивый возница совсем не обеспокоен тем, чтобы поскорее доставить своих пассажиров в Сукачевский сад.
«Успеет ли снег запорошить следы? — думал он, выглядывая из кузова пролетки. — Успеем ли мы уйти от погони…»
Снег все падал и падал. Редкие фонари, окруженные роем белых мух, тускло освещали заснеженную мостовую. Улицы были пустынны и немы, как поздней ночью.
— Долго же этот год осень затянулась, — ворчал на козлах извозчик. — В других местах, люди сказывают, давно снег выпал и дорога санная… Когда у нас эта проклятая ростепель кончится — ни на санях, ни на телеге…
Лукин сидел, откинувшись в темный угол пролетки, и молчал. Только время от времени он дотрагивался до руки Никиты и коротко спрашивал:
— Где едем?
Никита выглядывал на улицу, отвечал — и прислушивался, не слышно ли позади конского топота.
17
Ехать пришлось долго.
Миновав освещенные улицы, извозчик свернул в какой-то темный переулок и остановил лошадь. Бранясь и вздыхая, он слез с козел и принялся зажигать свечи в фонарях пролетки.
— Черт тут ногу сломит. Без света дальше не поедешь — зажигать нужно. И чего городская дума смотрит, чего в переулках фонари не ставит… Вот, язви их в душу… Дума, а, однако, ни чо не думает, только название… А, будь они все прокляты…
Он долго чиркал спичку за спичкой и не переставал бранить бездумную думу. Наконец отсыревшие фитили свечей загорелись и две полосы неяркого рыжего света легли на оглобли, на мокрый круп лошади и, рассеиваясь, упали на снег мостовой.
В полосах света зарябили, замелькали и засуетились крупные снежинки.
— Следа не будет видно, — сказал Никита на ухо Лукину. — Густо падает, все засыпает…
— Какой тут след, — шепотом ответил Лукин, и в голосе его прозвучало торжество. — Хороша ночка выдалась, лучше не придумаешь… Молодец ты, Никита…
Извозчик залез на козлы, и пролетка покатилась по темному переулку.
Никита выглядывал из кузова, но никак не мог узнать улиц, по которым ехали — дома стояли в кромешной темноте и только посреди дороги, едва освещая ее, трепетали отсветы вздрагивающих фонарей.
Так проехали несколько минут, потом извозчик обернулся к седокам и сказал:
— Вот он и Сукачевский сад. Куда подъезжать-то?
Лукин выглянул из пролетки.
— Сюда, прямо к воротам… К домику сторожа.
Извозчик повернул лошадь к обочине дороги и остановил против ворот сада.
— В сквере тебя подожду, — сказал Лукин Никите и выскочив из пролетки, вбежал в приоткрытую садовую калитку.
Никита отдал извозчику «керенку». Тот поднес ее к свету фонаря и долго рассматривал — не фальшивая ли? Потом он засунул «керенку» во внутренний карман кафтана и разобрал вожжи.
— Спасибо, что выручил, — сказал Никита.
— Не на чем спасибо-то, — ответил извозчик. — С кем грех да беда не живут. — Он тронул лошадь вожжей, и два мутных пятна фонарей, вздрагивая и покачиваясь, поплыли в белом вихре снежинок.