Проигранная царским правительством война с Японией закончена, и нужно эвакуировать из Маньчжурии скопившиеся там войска. За это дело взялись сами бастующие рабочие. Войска нужно эвакуировать…
Над дверями теплушек красные флаги. На станционных перронах толпы мальчишек, возбужденных новизной дней революции. Они встречают и провожают солдатские поезда. Под смех солдат мальчишки горланят:
Тут же на перроне рабочие агитаторы. Новоселов видит протянутые к нему за листовками солдатские руки…
И опять митинг в железнодорожных мастерских. На столе стоит окруженный рабочими Григорович.
«Товарищи, всеобщую забастовку мы превратим во всеобщее восстание против царя, за свободу, за рабочее дело… К оружию, товарищи…»
У дверей рабочий с седыми усами, по-украински опущенными вниз, записывает добровольцев в боевую дружину. Он старательно и сосредоточенно выводит непослушным карандашом букву за буквой.
— Меня, — кричит молодой Новоселов. — Меня — Платон Новоселов…
Кто-то вбегает в мастерские. Из белого клубка морозного пара, вставшего в распахнутых дверях, вырывается голос:
— Товарищи, к нам примкнули солдаты гарнизона… Товарищи!
…Пламя над оплывающим огарком в фонаре тянется вверх, скошенное на сторону неприметным сквознячком. Нагоревший дугой фитиль потрескивает и чадит. На стенах и на полу вагона длинные шатающиеся тени. По углам туман неосевшего махорочного дыма. Пассажиры спят, и хрипловатое их дыхание сливается с монотонным постукиванием колес.
Платон Михайлович смотрит в черное окно. За ним — непроглядная мгла и только время от времени мимо седых запотевших стекол проносятся ослепительные искры паровоза.
«Григорович… — Платон Михайлович закрывает глаза, и перед ним вновь возникает лицо человека, который помог ему найти верный путь большевика. — Если бы он сегодня был с нами…»
Мысли Новоселова опять уходят в прошлое.
…Читинский вокзал. На перрон рабочие выносят тяжелые ящики с винтовками. Теперь им никто не мешает. На станции больше нет полицейских — их прогнали. Станцию охраняет рабочая милиция. Милиционеры помогают грузить на дрезину ящики с винтовками. От ящиков пахнет смолой и ружейным маслом.
Милиционеры и рабочие называют друг друга по именам — они все из одного депо и сегодня все веселы. Сегодня в городе открылось первое заседание Совета рабочих и казачьих депутатов. Председателем избран Григорович. Почта и телеграф подчинились Совету.
— Ты, Платон, осторожней, — кричит рабочий, устанавливая на дрезину последний ящик. — Гляди, под откос не сорвись…
— Не сорвусь, — кричит Платон навстречу ветру, и дрезина бежит, поскрипывая колесами по заснеженным рельсам.
Нужно торопиться, нужно развезти оружие по соседним станциям, нужно везде вооружить рабочие боевые дружины…
На соседнем пути взревел паровоз и загромыхал встречный поезд. По затуманенному стеклу скользнул яркий свет прожекторов, на мгновение ворвался в купе, потух, и замелькали мутные пятна вагонных окон.
Свет, хлынувший в окно, на минуту рассеял воспоминания Платона Михайловича, но они опять вернулись, как только промелькнуло за окном последнее мутное пятно.
…К вокзалу по затихшим улицам бегут рабочие. На станции надрывно кричат паровозы, кричат отрывисто и дробно, как при бедствии.
Платон Михайлович видит себя, молодого Новоселова, как бы со стороны, как во сне. Вот он бежит по привокзальной улице, и его ноги вязнут в смешанном со снегом песке… На перроне уже шумит толпа. Всюду слышны одни и те же фразы, одни и те же возгласы, одни и те же слова:
— Ренненкампф… Меллер-Закамельский… 17-й стрелковый полк…
Силы врагов оценивают по-разному:
— В Песчанке и Антипихе карательный корпус Ренненкампфа… Корпус, он раньше командовал корпусом… По приказу царя…
— Откуда корпус? Корпуса там не разместишь… Может быть, дивизия?..
— 17-й полк вошел в город… Всё в боевой готовности… К оружию, товарищи…
Потом вдруг наступает тишина, будто все враз замолчали и прислушались к какому-то странному звуку, который еще больше встревожил всех.
Новоселов видит на перроне генерала Сычевского. Он идет один, без охраны, идет уверенно, как парламентер. Он идет один, но все знают, что за ним, за его плечами весь 17-й полк, солдаты которого еще верны царю, что за ним войска Ренненкампфа и жандармы барона Меллер-Закамельского…