Никита пошел в кухню, умылся и, вернувшись в столовую, сел к столу. Он молча пил чай и поглядывал на Лукина, который перелистывал одну за другой газеты, лежащие высокой стопкой на стуле рядом. Он то быстро пробегал взглядом по заголовкам статей, то, нахмурившись, принимался читать внимательно и сосредоточенно, не желая обращать на скучающего Никиту никакого внимания.
Нестерову нетерпелось поговорить с Лукиным, расспросить его о Ксенье, и, выбрав минуту, когда тот потянулся за новой газетой, он осторожно спросил, только чтобы завязать разговор.
— Откуда у тебя такая уйма газет?
— Старые… У Ксеньи на кухне нашел. Да ведь для всех старые, а для нас с тобой новые… — сказал Лукин и стал снова читать.
Никита помолчал, помолчал, вздохнул и проговорил:
— А ведь не веришь ты мне, Костя, совсем не веришь…
— Что это? — Лукин повернул голову и удивленно взглянул на Никиту.
— Не веришь, говорю… Рассказал мне, что Ксенья твоя бывшая квартирная хозяйка, толстая неуклюжая баба…
— Я не говорил, что она толстая и неуклюжая… — сказал Лукин.
— Ну, все равно. Баба, говорил, кто ее знает, какой у нее язык… Зачем это?
— Ладно, — сказал Лукин и уткнулся в газету.
— Разве я не вижу? К чему же было меня обманывать?
— Никто тебя не обманывал. Разве не хозяйка она этой квартиры?
— Хозяйка-то хозяйка, но какая хозяйка…
— Вот придет, ты ее и расспроси, а пока бога ради не мешай мне читать… Тут тяжелые корабли англо-французской эскадры в Черное море вошли и угрожают Одессе, Севастополю, Новороссийску, новые американские войска в Архангельске высадились, генерал Краснов прет на Камышин и на Воронеж, а он мне о пустяках… Почему Ксенья не толстая? Вот придет, и спроси у нее, почему не потолстела для твоего удовольствия…
Лукин сердито подвинул газету и, оперев голову о руки, так что ладони закрыли уши, стал читать.
Никита посмотрел на него исподлобья и отвернулся. Его брала досада и на себя за неуместный допрос Лукина и на Лукина, который, словно боясь лишних расспросов, не желал говорить с ним. Он нехотя допил остывший чай, отодвинул стул и стал бродить по комнате. Он искал каких-нибудь знаков, каких-нибудь примет, которые подсказали бы ему, кто такая Ксенья и почему Лукин не хочет рассказать о ней. Но никаких примет — ни фотографий на стенах, ни родственных альбомов — в комнате не было.
— Чего томишься? — вдруг спросил Лукин. — Взял бы да газеты почитал, как я, — все польза будет.
— Успею, — сказал Никита. — Сейчас нужно думать, что дальше делать…
— А вот Ксенья придет, тогда и подумаем. Без штанов-то ведь никуда не денешься.
— Она за одеждой пошла?
— Может быть, и одежду достанет, — сказал Лукин и прислушался, повернув голову к окну, за которым раздались торопливые шаги. — Кажется, она.
Прислушался и Никита. Ему показалось, что под окном прошли два человека.
— Двое, — сказал он. — Слышишь, шаги разные…
— Двое?
Они замолчали и оба, как по команде, обернулись к двери.
На крыльце скрипнула половица, потом щелкнул замок.
— Конечно, Ксенья, только у нее ключ, — сказал Лукин.
В это время гулко хлопнула входная дверь, и в комнату почти вбежала Ксенья. На ней была короткая черная шубка и маленькая меховая шапочка.
Лукин поднялся навстречу и, через приоткрытую дверь вглядываясь в полумрак передней, спросил:
— Ты с кем шла?
Но Ксенья не ответила. Она подбежала к Никите и, даже не поздоровавшись, спросила:
— Как ваша фамилия?
— Фамилия? — удивленно переспросил Никита.
— Ну да, ваша фамилия?
Однако Никита не успел еще сообразить, зачем вдруг Ксенье понадобилась его фамилия, и не успел еще ответить, как услышал за дверью голос, показавшийся ему странно знакомым:
— Какой же это к черту Федотов? Это Нестеров…
Дверь распахнулась настежь с такой силой, что чуть не слетела с петель, и в комнату ворвался одетый в нагольный тулуп коренастый человек с редкой курчавой бородкой и небольшими усиками над яркими свежими губами.
— Говорит: «Федотов», — закричал он. — Какой Федотов? Это Никишка Нестеров…
Никита увидел перед собой Андрея Силова, того самого красногвардейца Силова, который был вместе с ним в разъезде под оловянинским монастырем в памятный день ранения.
— Вот чертова кукла, — говорил Силов, обнимая изумленного Нестерова. — Федотов? Почему Федотов?
— Постой, постой… Откуда ты-то тут взялся? — бормотал Никита, освобождаясь из объятий Андрея. — Ну, пусти…
Силов оставил Никиту и обернулся к Лукину.