С того дня как Хачатурянц получил из Тифлиса подробные сведения о личности Тайтса, он буквально потерял покой. Нужно было найти повод для знакомства с этим человеком. И Хачатурянц принялся ждать удобного случая.
Он негодовал в душе на Аршака и Бахрама, которые в последнее время делали слишком многое, чтобы подорвать его авторитет среди жителей Закатал. Однако внешне виду не подавал. Встречаясь с ними на улице, он держался так, будто между ними не было никаких трений и он, мол, уже давно перестал на них сердиться, забыл старое. Более того, несколько раз, встретив Аршака в городе, Хачатурянц останавливался с улыбкой, как бы порываясь заговорить, справиться о здоровье. Но Аршак всякий раз проходил мимо, не останавливаясь и даже не глядя на Хачатурянца.
Не прошло и недели после смерти Кара Насира, как город облетела весть: рабочие табачной фабрики Гаджи Хейри объявили забастовку. Табачники решили не выходить на работу до тех пор, пока хозяин не выдаст вдове Кара Насира пособие на детей.
И правда, в понедельник ни один рабочий табачной фабрики на работу не вышел. Во вторник Хачатурянц пошел на фабрику. День клонился к концу. Гаджи Хейри стоял в конторе у окна, уныло глядя на закрытые ворота, возле которых было свалено несколько десятков тюков табака, предназначенных для отправки в Тифлис.
Увидев, что хозяин стоит в конторе у раскрытого окна, Хачатурянц замедлил шаг, думая привлечь этим внимание фабриканта, и даже кашлянул несколько раз. Но, хотя печальный взор Гаджи Хейри и был устремлен на улицу, он никого не замечал.
Хачатурянц был вынужден поздороваться первым.
— Как самочувствие, почтеннейший Гаджи? — спросил он бодрым голосом.
Можно подумать, что в конторе у окна стояла бочка с порохом, к которой вдруг поднесли зажженную спичку.
— Самочувствие?! Мое самочувствие?! — воскликнул Гаджи Хейри. — Ты что — не видишь?! Да накажет аллах этих негодников! Посуди сам: кто-то умер — ну и что? Да упокоит аллах его душу! Но при чем здесь я? Разве я виноват? Этим негодяям нужен только повод ограбить меня. Уж я не говорю об ущербе, который понес на той неделе. — ты ведь знаешь. Пришлось вставлять новые стекла. Знаешь, во сколько мне это стало? Еще толкуют: если бы, мол, не Бахрам с Аршаком, рабочие разгромили бы мою фабрику!.. Кто этому поверит! Дураков нет! Думаешь, я не понимаю, кто это подстроил? Подобьют олухов, а сами — раз! — и в сторонку, словно ничего не знают! Бахрам и его дружок Аршак пекутся о моем благе?! Я не нуждаюсь в их помощи! Пусть защищают свое добро, — свое я сам сумею защитить! Я все знаю, все… Это они подстрекают моих рабочих. Иначе как могло случиться, что вот уже второй день все, как один, не являются на фабрику? Ясно, сговор, а они — заводилы!
Хачатурянц сделал шаг к окну конторы и остановился, выпятив живот.
— Верно изволили сказать, почтеннейший Гаджи. Бахрам и Аршак — мастера действовать исподтишка. Сухими норовят выйти из воды. И ведь думают, что этого никто не понимает! Глупцы! Они напоминают мне страуса! Спрячет голову под крыло, а сам весь наружу! Я слышал, фабрика не работает уже два дня? Какой ущерб для вас, почтеннейший Гаджи! Сочувствую, всем сердцем сочувствую. А все эти негодяи!..
Гаджи Хейри пристально уставился на Хачатурянца своими крошечными глазками, не понимая, с чего это армянин так сочувствует его беде.
Воцарилось недолгое молчание.
Хачатурянц, чувствуя, что хозяин фабрики не верит в его искренность, решил немедленно рассеять его сомнения.
— Будь я на вашем месте, почтеннейший Гаджи Хейри, — сказал он, — я хорошенько проучил бы весь этот сброд.
На лице Гаджи Хейри отразилось недоумение.
— Не понимаю, господин Хачатурянц, что вы имеете в виду?
Жирное, круглое лицо Хачатурянца стало еще шире, — он хитро улыбнулся.
— Я хочу сказать: не желают работать — и пусть себе. Что, вы рабочих рук не найдете? Да вон солдаты. Они и в работе проворны, и обойдутся вам гораздо дешевле. Вмиг перетаскают все тюки! Рабочие сразу раскаются, падут к вашим ногам. Послушайтесь моего совета, и они сделаются покорными, как ягнята!
Гаджи задумался над словами человека, от которого, как он слышал, никто еще ни на копейку не видел добра. Конечно, если бы солдаты согласились поработать у него, он буквально за какие-нибудь три-четыре часа управился бы с самыми срочными делами. Но разве он может распоряжаться солдатами? К кому обратиться по этому поводу?.. Допустим, он пойдет в крепость и расскажет офицерам о своей нужде, а вдруг на него рассердятся, прогонят?.. Или скажут: "Не хватало еще, чтобы солдаты, слуги государя, таскали твои тюки!" Ему и так не повезло, а тут еще новая беда свалится на голову.