— Нет… Этого я где-то видел. Я все думаю: чего это они не взяли извозчика на станции, на дороге стали ждать…
— Они спрашивали тебя о чем-нибудь?
— Про подполковника Добровольского спрашивали. Как, мол, это его убили…
Бахрам задумался.
— А знаешь, — сказал он наконец, — одна из дочерей Минасяна училась в Баку. Видел ты ее когда-нибудь?
Фаэтонщик покачал головой.
— Как же я мог видеть ее? Ведь, говорят, она с детства воспитывалась в Баку, у дяди. Может, соскучилась по отцу и вместе с мужем решила навестить старика… Да, лицом она, пожалуй, походит на Минасяна. Но у мужчины-то лицо вроде знакомое…
— Может, он здешний?
— Нет, он не из Закатал! Это русский.
— Русский?
— Ну да!
Бахрам умолк, уставясь в запотелое окно чайханы. Дождь хлестал по стеклу. Лицо у Бахрама сделалось озабоченным. Он обернулся к Гасану-киши.
— Если к утру не перестанет, плохо дело. Не думаю, чтобы в такой ливень можно было переправиться через броды.
Фаэтонщик махнул рукой.
— Не беспокойся. Завтра будет такое солнце — дивиться станешь!..
Он допивал седьмой стакан чая. Чайханщик, хорошо знавший привычки своих клиентов, немедленно поставил перед ним восьмой. Когда опустел и этот стакан, чайханщик спросил:
— Налить еще, Гасан-киши?
Фаэтонщик удивленно посмотрел на него.
— Десяти нет еще?
— Нет, пока восемь.
— Чего тогда спрашиваешь? Конечно, наливай.
Такова была норма Узуна Гасана — десять стаканов.
Окончив чаепитие, он вынул из кармана большой пестрый платок и утер им потное лицо.
Тем временем в чайхане продолжал разглагольствовать плешивый говорун.
Теперь он рассказывал о том, как в молодости ездил с отцом в Хорасан, где видел английских солдат в коротких штанах, а некоторых даже в женских юбках. Слушатели с сомнением качали головами.
Гасан-киши, кивнув в его сторону, тихо сказал Бахраму:
— Его отец тоже был краснобай. До последнего вздоха все шутил и балагурил!..
Гасан-киши стал рассказывать что-то про родню плешивого, но Бахрам не слушал его: он не переставал думать о странной паре, которая приехала сегодня в Закаталы.
Глава двадцать восьмая
Старшая дочь Минасяна, Седа, умершая три года назад от воспаления легких, училась когда-то вместе с Лалезар-ханум и была ее близкой подругой. Не удивительно, что Сусанна, младшая его дочь, на следующий же день после приезда, рано утром, даже не успев отдохнуть как следует, отправилась навестить всеми уважаемую в городе учительницу женской школы Лалезар-ханум. Она взяла с собой и жениха, которого привезла в Закаталы, чтобы познакомить со своими родителями.
В десятилетнем возрасте Сусанна уехала в Баку к дяде, у которого не было детей: там она и воспитывалась и училась. С тех пор она не видела Лалезар.
Когда она переступила порог ее дома, Лалезар не узнала девушку.
Сусанна лукаво улыбалась.
— Неужели не вспомните?
Лалезар растерянно пожимала плечами.
— Я — Сусанна, — сказала девушка.
— Боже, Сусанночка! — воскликнула Лалезар-ханум, бросаясь к гостье и целуя ее. — Ты ли это, девочка моя?! Красавица какая! Я бы никогда тебя не узнала!
Лалезар-ханум не спускала с ее лица восторженных глаз.
Жених Сусанны продолжал стоять у порога, наблюдая за этой сценой. Сусанна обернулась к нему.
— Познакомьтесь, Лалезар-ханум, это мой жених.
Отлично одетый молодой блондин, в больших роговых очках, с бородкой, подошел к учительнице и, протянув ей руку, представился:
— Вадим Стрельцов.
Сусанна задорно улыбнулась.
— Я много рассказывала ему о вас, дорогая учительница. Можно сказать, всю дорогу до Закатал только о вас и говорила.
— Мне очень приятно слышать это.
Лалезар-ханум дружески посмотрела на молодого человека. Но вдруг ей показалось, что улыбка на его губах не столько приветлива, сколько лукава. Она перевела взгляд на Сусанну.
— Надолго вы к нам? С месяц погостите?
Сусанна расхохоталась.
— Нет, Лалезар-ханум, мы не собираемся бросать здесь якорь. Завтра опять в дорогу!
— Куда же так торопитесь?
— На Черное море! Я специально избрала этот путь, чтобы познакомить Вадима с мамой и папой. Верно я говорю, Вадя?
— Именно так, — ответил молодой человек.