Имико помогла Тамуре подняться на ноги, и старый Аспект пошатнулся, едва не повалив их обоих на землю, но Имико всегда была сильнее, чем казалось. Вместе они направились туда, где на земле лежала Иштар. Из-за того, что ее нога была зажата, моя наставница по фехтованию никак не могла освободиться, и боль была сильной, о чем она радостно рассказывала нам всем.
— Ты можешь ее освободить? — спросила я Джинна. Аэролис кивнул, но не помог. — Ты сделаешь это?
— Не вижу причин, — прогрохотал Джинн.
— Ты собираешься просто ждать здесь и смотреть, как мы приходим в себя?
— Мне любопытно. Прошло довольно много времени с тех пор, как у меня была возможность наблюдать за такими, как вы. И мне больше нечем заняться.
Я с трудом поднялась на ноги. Моя левая нога казалась оцепеневшей и деревянной, и болела всякий раз, когда я переносила на нее вес. Тем не менее, я, прихрамывая, подошла ближе и уставилась на Джинна. «Освободи ее». Я указала на Иштар.
Летающий камень, который я приняла за голову Джинна, немного повернулся:
— Почему?
— Считай это возвращением долга. Мы тебя освободили.
По амфитеатру прокатился взрыв смеха:
— Ты не сделала ничего подобного. Сфера вокруг этого места была создана мной, а не Ранд. И ты не имеешь никакого отношения к ее разрушению. Я все еще в ловушке здесь, а До'шан по-прежнему связан нерушимыми узами. Ты только убила Аспекта, чтобы получить бо́льшую силу, чем предлагала тебе Ранд.
Я стиснула зубы. Имико опустила Тамуру на землю и посмотрела на землю, которая поднялась, удерживая ногу Иштар на месте. Я заметила, что она качает головой.
— Освободи ее, — сказала я Аэролису. — И я освобожу До'шан.
— Готово. — Не успели эти слова прозвучать, откуда бы они ни исходили, как земляной замо́к вокруг ступни Иштар рассыпался в песок. Моя наставница по фехтованию подтянула ногу поближе и перевернулась, уже нашаривая свои пахтские ботинки, чтобы осмотреть рану. Я отвернулась от Аэролиса, но Джинн заговорил снова. — Это непростая задача, надеюсь, ты с этим согласишься. Итак, я даю тебе три дня на ее выполнение.
— Пошел ты к черту! — Я послала Джинну испепеляющий взгляд и повернулась к Хардту.
Здоровяка уже не рвало, и он посмотрел на меня странным взглядом:
— Что случилось, Эска? Я чувствовал себя… заключенным. Не мог дышать. А потом все просто исчезло.
— Ты уже не дышал, когда я освободила тебя от голема. Думаю, мне пришлось, э, дышать за тебя.
Хардт прищурился:
— Откуда ты знаешь, как это делается? Я раньше видел, как это делал только один человек, мой старый корабельный врач.
Я взвесила все варианты и решила, что у меня просто нет сил лгать ему об этом. «Мне показал Изен. Его призрак следует за мной с тех пор, как я вышла из Ямы. Я не хотела тебе говорить, потому что… Это моя вина. Моя сила. Я думаю, это моя вина, что призрак твоего брата волочится за нами по пятам. Я сделала это не нарочно. Честное слово, я не хотела...» У меня закончились слова. Не было оправдания тому жалкому существованию, на которое я обрекла Изена.
Хардт помолчал. Я думаю, он обдумывал это в своей голове, решая, может ли он оправдать еще одно из моих злодеяний:
— Сейчас он здесь? Я его не вижу.
— Никто не видит, только я. И, я думаю, он ушел. — Я огляделась в поисках призрака Изена. Остальной мой призрачный багаж все еще был там, слонялся поблизости, наблюдая за мной, но Изена уже не было. Он так и не вернулся. Было ли это потому, что он почувствовал, что его время на Оваэрисе наконец-то закончилось, или потому, что я почувствовала, что могу наконец его отпустить? Не думаю, что когда-нибудь узнаю. Но я надеюсь, что он наконец-то обрел покой, освободившись от рабства, в которое я его невольно втянула.
Иштар прорычала ряд проклятий, которые в любой другой день заставили бы меня улыбнуться, но я не была на это способна. Хардт сбросил с рук металлические кастеты, скользкие от крови, и протянул руку. Я помогла ему встать. Я говорю это, но я мало что могла сделать, чтобы помочь ему. Иногда намерение имеет гораздо большее значение, чем усилия. Он отправился к Иштар. Хардт, наш берсерк и целитель в одном лице, мог нанести и излечить рану одинаково легко, но он всегда предпочитал, если мог, помочь, а не чинить вред. Я дала ему уйти и пошла в другую сторону.
Тело Сильвы, в белом под кожаными доспехами, лежало там, где я его оставила. Я медленно приблизилась, волоча левую ногу и готовясь к боли, которая меня пронзит, когда я увижу ее лицо в последний раз. Холод сомкнулся вокруг меня так, как я не ощущала уже очень давно; приторный, леденящий холод с привкусом отчаяния. Не думаю, что это сделал Сссеракис; мне кажется, что ужас пытался отстраниться от меня, либо чтобы дать мне пространство, либо, возможно, чтобы спрятаться от моего горя.