Но вскоре родился Мэн Цзяньюань… с врождёнными восьмьюдесятью процентами божественности.
За одну ночь весь мрак сошёл с лица Мэн Куньчаня, и он засиял от радости. Даже айфри дом сегодня говорят, что его громкий смех тогда заставлял всё Царство Плетения Снов содрогаться три дня и три ночи.
Все взгляды, похвалы и ожидания Божественного Царства Плетения Снов оказались направлены на Мэн Цзяньюаня.
Что же до Цзяньчжоу… его новообретённый статус оставлял желать лучшего.
В то время как некоторые люди, попав в безвыходную ситуацию, приложат вдвое больше усилий и, даже если им всё равно суждено проиграть, сделают себя сильнее, выйдя в итоге на новый уровень, другие начнут становится хаотичными и беспокойными до такой степени, пока у них не зародится ядовитое сердце… Мэн Цзяньчжоу, несомненно, относился к последним, даже несмотря на то, что его противник нёс на своих плечах будущее его Божественного Царства, даже несмотря на то, что риск был очень велик, и даже несмотря на то, что разоблачение погубит его в одночасье.
Мэн Куньчань не мог дождаться десятилетия Мэн Цзяньюаня, чтобы провозгласить его Божественным Сыном Плетения Снов. С того дня никто в Бездне не мог не знать имени его имени.
И в тот же день ревность и ненависть Цзяньчжоу к нему достигли своего предела.
Будучи законным сыном Мэн Куньчаня и ближайшим старшим братом Мэн Цзяньюаня, он как никто другой знал об уязвимостях в характере Мэн Цзяньюаня и лазейках в его ментальной защите.
Он спрятал свое ядовитое сердце и очень терпеливо выжидал своего звёздного часа… Наконец, через триста дней после того, как Мэн Цзяньюань был провозглашён Божественным Сыном Плетения Снов, когда ему не исполнилось и одиннадцати лет, Мэн Цзяньчжоу обнаружил момент, которого так долго ждал, и с помощью мощного божественного нефрита и под прикрытием Мэн Цзинчжэ лично убил Мэн Цзяньюаня.
Его тело было уничтожено, после чего Пыль Бездны, выпущенная из заготовленного Ядра Бездны, поглотила его останки.
Самый молодой и самый недолговечный Божественный Сын в истории Божественного Царства Плетения Снов пал именно так, не оставив после себя ни единого следа плоти или крови.
Мэн Куньчань был потрясён так сильно, что едва не сошёл с ума от гнева.
Он даже пошел на то, что нарушил табу своего Царства, применив силу Плетения Снов на своем собственном народе, включая детей и внуков.
Но, в конце концов, его усилия были напрасны… Сила Плетения снов не могла быть использована против представителей его народа, это было родовое ограничение и табу, оставленное Великим Предком Клана, которое никогда не могло быть нарушено.
Однако это также послужило основанием для смелости Цзяньчжоу.
Ведь, пока он находился рядом с переполненным гневом Мэн Куньчанем, его страх был намного сильнее возбуждения. Ему даже в некоторой степени повезло, потому что из-за отсутствия следов убийства, тела и свидетелей, все люди… и особенно Мэн Куньчань надеялись, что Мэн Цзяньюань всё ещё жив, и, не жалея усилий, пытались его разыскать.
Естественно, найти его было невозможно. А вскоре Мэн Куньчань и вовсе отвлёкся от его поисков.
Потому что другой его сын, вечно молчаливый Мэн Цзяньси, пробудил тридцать процентов божественности, достигнув девяноста процентов, сполна достаточных для божественного наследования!
Он оказался даже лучше Цзяньюаня.
За десять небольших лет Мэн Куньчань пережил столько взлетов и падений, что можно было себе только представить, сколько внимания, заботы и защиты он начал уделять Мэн Цзяньси.
Научившись на горьком примере Цзяньюаня, Мэн Куньчань без колебаний рассеял часть своей души, чтобы пометить своего наследника. В то же время в целях равного обращения, он символически рассеял небольшие частички своей души для своих наиболее важных потомков… в том числе и для первого законного сына Мэн Цзяньчжоу.
Мэн Цзяньси, ставший Божественным Сыном Плетения Снов, внезапно обнажил свою истинную остроту.
И тот Мэн Цзяньси, которого видел Мэн Цзяньчжоу, был далеко не тем Цзяньси, который показывался на публику.
Его младший брат, на которого он когда-то смотрел только с презрением, не опуская носа, оказался порочнее него в тысячу раз.
Постепенно амбиции Мэн Цзяньчжоу были подавлены глубоким страхом, и он уже не смел и помыслить о соперничестве.
В условиях самоотречения, не смея больше иметь амбиций, единственное, что ему оставалось — это смиренно накапливать уныние, страшась проявить даже самое малейшее недовольство перед Свободный-Мир-ранобэ Цзяньси.