Видение, возникшее лишь на миг, исчезло. Тильво снова был в пиршественном зале. Вокруг валялись спящие люди. А в центре зала стояла Лайла. Ее незрячие глаза были широко распахнуты, и она улыбалась. Такой улыбки у своей спутницы Тильво не видел никогда. Так могут улыбаться лишь бессмертные.
— Что это было, Лайла?
— Это была колыбельная этого мира. — Голос у Лайлы изменился. Она словно бы произносила уже ранее заученную речь. — Идем, пусть спят. Во сне приходит очищение души.
— Идем, — пробормотал Тильво.
Весь замок спал. Спали слуги и стражники у ворот. Даже собаки валялись на земле и даже не скулили во сне.
— И как мы выйдем? — спросил Тильво. — Я боюсь, что мне в одиночку не осилить подъемный механизм.
— Доверься мне, — Лайла улыбнулась, и эта улыбка напугала Тильво.
Когда они подошли к воротам, Лайла попросила подвести ее к спящим стражникам. Подойдя к ним, она присела и легонько дотронулась до каждого. Стражники медленно встали, но глаза у них были по-прежнему закрыты.
— Откройте ворота! — очень тихо сказала Лайла. Стражники медленно, словно во сне, подошли к подъемному механизму и стали его вращать.
Когда Тильво и Лайла вышли за ворота, то они оказались в непроглядной темноте. Но к привычной беспросветной ночи под Небом добавилась еще одна странность. Не было слышно ни единого ночного звука. Замолкли насекомые, перестали петь ночные птицы.
— Как будто все умерло, — прошептал Тильво.
— Они спят, — прошептала Лайла, словно стараясь не потревожить их сон.
— И долго они будут спать?
— Я не знаю.
— Тогда нам надо поторапливаться. Не верю я в слово хозяина замка. Проснувшись, он объявит тебя ведьмой и пошлет погоню.
— Не пошлет. Наш приход в замок будет для него сном.
— Кто ты, Лайла?
— А кто ты? Ты сейчас можешь точно сказать, кто ты есть?
— Нет, — тут же ответил певец.
— Вот и я тоже. До этого вечера, до этой песни я была Лайлой, дочерью Гильена. Теперь я не знаю, кто я.
— Но как к тебе это пришло?
— Я просто почувствовала, что тебе нужна моя помощь. Вот и все. А слова, сказанные в замке, и песня, они пришли сами. Будто кто-то нашептал их мне на ухо.
— Темень-то какая! Фу ты, Небо побери, — выругался Тильво, споткнувшись обо что-то в темноте.
— Так ты спой. Пускай нам святят звезды и луна.
— Действительно. Все равно все спят. А не нарушит ли моя песня силу твоей?
— Думаю, что нет.
— Ладно.
Тильво запел на языке бессмертных, и Лайла тут же начала видеть. Луна светила с небес, а вокруг все застыло в странном колдовском сне, вызванном песней слепой девушки.
ГЛАВА XIV
Бротемериус, посвященный круга света, а ныне личный заключенный Сына Неба, поежился. Его содержали где-то в нижних ярусах под храмом Неба. Здесь было холодно и очень сыро. Сама камера, в которой он сидел, была очень маленькой: три шага в длину и три в ширину. Этих самых шагов посвященный проделал уже великое множество. В камере не было ничего. Каменный пол, каменные стены. И дыра для отправления естественных надобностей. В своих домах посвященные привыкли к роскоши и всевозможным удобствам. Хотя это было не самым ужасным лишением.
Ужасней всего была тишина. Абсолютная тишина. Бротемериус не только не мог слышать звуков из коридора, даже собственные шаги, как бы громко он ни старался стучать сапогами о каменный пол, не были слышны. Конечно же, и произнесенные вслух слова тоже отзывались пустотой. Посвященный был бы даже рад звуку падающей капли или окрикам стражи. Но и этого он был лишен. Кроме неестественной для человека тишины, была и тишина посвященного. Светлый не мог дотянуться ни до своих друзей, ни тем более до соратников, находившихся за много поприщ от Терика. Не было никакой возможности предупредить о произошедшей в столице измене.
Безусловно, в неестественной тишине и резкой утрате способностей были виноваты ренегаты. Вот их-то он чувствовал очень четко. Пожалуй, это была единственная способность посвященного, которая не была ими отнята. Но от этого легче не было. Он был под колпаком, помощи ждать неоткуда.
Его не пытали, если не считать этой выматывающей неестественной тишины. Он просто был похож на рыбу, выброшенную на берег. Да, к тому, чтобы он перешел на сторону Неба, подошли основательно. Иногда даже у него проскальзывала предательская мысль: а может быть, все-таки уступить? Все равно никакого воздаяния не будет. У всех один конец. И у Сына Неба, и у посвященного круга света Бротемериуса. Все попадем на Небо.
Да, став на путь служения Небу, можно было увеличить свои годы на земле, получить возможности, о которых ты даже никогда и не задумывался. И казалось бы, за это не надо было платить. Только сказать: «Я присягаю Небу» — и все. Все просто. Гибельно просто. Но, лишь прожив жизнь, как завещали ушедшие бессмертные, можно было надеяться на спасение. Хотя оно недостижимо и нереально. Но надежда есть. Вернее, была.
Бротемериус вспомнил последний допрос. На него обрушился шквал звуков, ощущений, но в то же время ренегаты продолжали сдерживать его Силу. Сын Неба в который раз сказал, что двое его друзей давно уже присягнули Небу. Ха! Если бы это было действительно так, то им дали бы возможность увидеться. Но поскольку встречу им не устраивали, то его друзья скорее всего также упорствуют. И поэтому светлый улыбался и спокойно смотрел в глаза Сыну Неба. Он односложно отвечал на его вопросы, и ему было все равно.
Однако Сын Неба сделал еле заметный знак, и один из его слуг куда-то удалился. Затем он вернулся и молча развернул прямо на столе у Сына Неба полотняный сверток.