Он накрывает меня своей массой, окружает своими крыльями и...
Я вспыхиваю, удовольствие струится от киски к кончикам пальцев рук и ног. Мои ноги сгибаются, сжимаются, когда оргазм охватывает меня, заставляя меня сгибаться и сгибаться снова, каждая волна врезается в другую. Я сдерживаю вскрик, убираю руку и сжимаю постельное белье, отдаваясь танцу, двигая бедрами. Мой взгляд все время не отвлекается от угла.
Оно угасает слишком быстро, оставляя меня задыхающейся, напряженной и желающей большего. Я не удовлетворена. Удовлетворение кажется невозможным.
Потом мой пот становится холодным, а мокрые простыни ‒ липкими. Появляется смущение. Подтянув ноги к себе, я ругаюсь себе под нос.
«Черт». Да что б меня.
В отчаянии я заменяю простыни. Мои родители смотрят, как я отношу старые в стирку, напоминая мне, что им нужно, чтобы я отвезла их в больницу. Обвиняя месячные, я бегу в душ, чтобы смыть стыд.
Час спустя я паркую машину и на цыпочках иду в музей. Я обхожу кофейню с табличкой «Закрыто на неопределенный срок» на входной двери и слегка махаю Джону Беку через окно. Поскольку наши родители очень близки, я знаю его всю свою жизнь, но никогда не видела его таким встревоженным. Тротуары тихие. Первые осенние листья беспрепятственно проносятся мимо моих ног.
Я вижу Зуриэля через передние окна, прежде чем дойти до двери. У меня перехватывает дыхание, я испытываю облегчение, обнаружив, что он вернулся к своей обычной позе. Отпирая музей, я удивляюсь, как ему удалось проникнуть внутрь. Включив свет, я подхожу к нему, осматривая его.
Конечно, мой взгляд устремляется прямо на его пах. «Конечно». Ко мне возвращается смущение, и я заставляю себя сосредоточиться на его лице. Сегодня он там гладкий. Слава богу. Я сдерживаю еще один позорный стон.
Потому что я все еще мокрая. Я тщательно приняла душ, вытерла кожу до крови, и все же я снова мокрая и снова чертовски возбуждена. Я бросаю сумочку за стойку и прижимаю лицо ладонью.
Он никогда не должен узнать.
«Черт». Кажется, нет лучшего слова для того, что я чувствую сейчас.
Любопытство дает мне смелость встретиться с ним лицом к лицу.
‒ Ты слышишь меня? Ты знаешь, что я здесь? ‒ я встаю на цыпочки и смотрю ему в глаза. ‒ Ты видишь меня, когда ты такой?
Я больше не боюсь его. На самом деле, проснувшись, все, что мне хотелось ‒ помимо этого проклятого оргазма ‒ это снова увидеть его. Он ‒ врата в целый мир, в существование которого я никогда не верила. Он ‒ доказательство. Люди проводят всю свою жизнь в поисках таких доказательств, как он.
«Что еще здесь настоящее?» Я бросаю тревожный взгляд на вход к экспонатам.
‒ У меня так много вопросов, ‒ фыркаю я, глядя на Зуриэля и поправляя очки, воодушевленная отсутствием ответа. ‒ Думаю, нам придется подождать до вечера. Сегодняшний день будет мучительно длинным.
Я очень осторожна с латинскими песнопениями и святой водой. Когда я открываю входную дверь, небо прояснилось. Надеюсь, сегодня у нас будет много посетителей. Я хочу, чтобы время пролетело быстро.
Никто не показывается.
Проходят часы, и ни один человек не приходит, а я застреваю, глядя на Зуриэля, перечитывая его брошюру дюжину раз и исследуя все, что могу о нем в Интернете. Это исследование я уже провела, но я освежаю свои познания, используя самую базовую, крайне ограниченную доступную информацию.
Копнув глубже, я ищу волшебника, у которого он был последним. О нем тоже не так много. На его странице в Википедии всего один абзац, а Зуриэль вообще не упоминается. Я изучаю историю горгулий, рассказывающую о том, как когда-то они были водосточными фонтанами, защищавшими чувствительную архитектуру от дождя, анималистическими защитниками от демонов, пока католическая церковь не приспособила их в своих соборах, и так далее. Ничто из этого не говорит мне ничего о священных именах, связях или мистицизме, связанном с ними.
Открывая поисковую систему, я колеблюсь, собираясь ввести его имя, но отказываюсь от этого.
Я звоню Хопкинсу и в ответ получаю его голосовую почту. Я звоню Элле, но она занимается установкой новой выставки. Когда я закрываюсь на обед и иду в ванную, я возвращаюсь к стойке и обнаруживаю на своем телефоне пропущенный звонок.
От Хопкинса.
Я никогда так быстро не проверяла свою голосовую почту, сдерживая дальнейшее разочарование из-за того, что пропустила его звонок. Его единственный звонок за последнюю неделю!
‒ Привет, Саммер. Я надеюсь, что тебе становится лучше, и, если тебе нужно немного отдохнуть, возьми выходной. Прошу прощения за то, что со мной трудно связаться. Здесь дела идут дольше, чем я изначально ожидал. Надеюсь, ты понимаешь. Уверен, что музей в надежных руках. Скоро поговорим.
Вот и все. Прослушиваю еще раз, гадая, не пропустила ли я что-нибудь. Я пытаюсь перезвонить ему, и меня снова перенаправляют на голосовую почту.
Бросив телефон, я поворачиваюсь к Зуриэлю и впиваюсь пальцами в виски.
‒ У меня плохой день. Я бы хотела, чтобы это просто закончилось, ‒ ворчу я. ‒ Надеюсь, у тебя дела получше.
Он дает мне каменный, безразличный ответ.
‒ Я не могу себе представить, что оставаться в одном и том же положении легко. Так что я думаю, ты выиграешь. По сравнению со мной, я думаю, ты всегда будешь побеждать.
Я наклоняюсь вверх, пока мое лицо не оказывается прямо под его лицом.
‒ Когда ты такой, ты гораздо менее страшен, ‒ шепчу я, нежно лаская его по щекам. ‒ Ты снова проснешься?
Обхватив его подбородок ладонью, а большим пальцем лаская его щеку, я жажду поцеловать его, почувствовать его холодные, твердые губы на своих.
Дверь музея стучит, и я отдергиваюсь. Взволнованные, мои глаза встречаются с Адрианом, когда он кричит через стекло.
‒ Привет! Извини, если сейчас неподходящее время. Я могу вернуться позже.
‒ Нет! Нет. У меня обеденный перерыв.
На нем куртка из шерпа, выцветшие джинсы, тяжелые ботинки и бежевая шапка, благодаря чему он выглядит так, будто вышел из фермерского хозяйства, представленного в каталоге Abercrombie and Fitch (прим. пер.: модный бренд одежды и косметики). Он снимает шляпу и кладет ее в карман, когда я впускаю его.
‒ Да, я тоже на обеде. Решил зайти и увидеться с тобой перед следующей встречей.
Он смотрит на мое лицо и улыбается, будучи на голову выше меня.
‒ Не хочу нарушать твои планы, если ты собиралась куда-то пойти.
Я нервно облизываю губы. Я не привыкла к вниманию со стороны таких мужчин, как он. Я вообще не получаю особого внимания со стороны мужского пола. Секс не был для меня достаточно сильным мотиватором, чтобы интересоваться ими ‒ по крайней мере, до недавнего времени. Я ботаник и академик, склонна набрасываться, когда меня беспокоят. Мне нравится уединение, и я провожу свободное время за чтением, вязанием или просмотром настоящих преступлений. Мужчины обычно не вписываются в эти хобби и поэтому имеют тенденцию быстро исчезать, когда редкий из них пытается приблизиться.
Подозрительно, что Адриан прилагает усилия. Моим родителям он нравится. Я должна хотя бы попытаться быть дружелюбной и выяснить, в чем дело. Несмотря на его внезапное появление здесь, городу может пригодиться его дело, к тому же он пробудет здесь недолго. Эта мысль успокаивает меня, и я улыбаюсь ему.
‒ Ты ничему не мешаешь. Я рада, что ты пришел. Сегодня у нас не было посетителей. Было довольно скучно. Думаю, вчерашний пожар отпугнул всех.
‒ Серьезно?
‒ Ага. Полквартала из-за этого закрыто.
‒ Людей слишком легко напугать.
‒ Да…
Я отступаю к стойке, а он следует за мной. Я смотрю на Зуриэля, мое горло сжимается, и я поворачиваюсь обратно к Адриану.