Я не могу двигаться. Я статуя.
«Я не могу двигаться!» Я паникую.
Что-то находит меня. Вдали виднеется замок, а над головой летают летучие мыши.
И тут Зуриэль застыл рядом со мной. В тишине он не узнает меня, хотя этого достаточно, чтобы знать, что я больше не одна. Вместе мы наблюдаем и слушаем, как проходят века.
Утренний свет струится сквозь потолочное окно, пока я медленно шевелюсь. Быстро моргая, сонливость проходит. Без очков я не могу рассмотреть время на часах. Я подозреваю, что мой будильник должен был сработать несколько часов назад, если бы я была здесь, чтобы его установить.
Но меня здесь не было, я была... я была...
Во сне? В том, который заставил меня почувствовать, будто я прожила сто жизней.
В моей голове вспыхивают воспоминания о прошлой ночи, детали безумны, и их трудно отследить. Зуриэль говорил о демоне ‒ Эдрайоле. Были летучие мыши. Зуриэль отвез меня в Старую церковь, где он взломал здание ‒ и тогда его руки загорелись.
Я хватаюсь за грудь. Сейчас он внутри меня больше, чем раньше, манипулируя моими эмоциями, но, думая об этом, я понимаю, что это искажение идет в обе стороны. Я не понимала значения того, что он имел в виду, ‒ я не восприняла это достаточно серьезно. А теперь, боюсь, уже слишком поздно. Он хочет меня.
Он понятия не имеет, почему.
Я вскакиваю с кровати, хватаю очки и направляюсь к большому зеркалу над комодом. На мне все еще испорченный свитер, моя кожа покрыта грязью и травой. Мои волосы спутаны и всклокочены, скатываясь по плечам. Я убираю лоскутки свитера и стягиваю лифчик, чтобы посмотреть на свое полуобнаженное отражение.
Есть два больших отпечатка ладоней.
Один находится у меня на животе, а другой прикрывает левую грудь, включая сосок. Контуры маркировки темные и толстые, цвета рустикального золота, и каждый заполнен нитями более светлого золота, образующими плотно закрученные завитки и спирали. Дизайн напоминает отпечаток человеческой руки, но более структурирован и витиеват.
Вот что он имел в виду, заклеймив меня.
Он… «Ублюдок!»
И я умоляла его сделать это поцелуем. Поцелуй теперь застыл на моем теле.
Я прикасаюсь пальцами к губам. Они опускаются, чтобы проследить мою изменившуюся кожу, и находят след гладким. Это не что иное, как шрам, и я полностью исцелилась.
По мере того, как я изучаю запутанные детали, ко мне возвращается все больше воспоминаний о прошлой ночи. Накал нашей погони ‒ каково было быть пойманной. Я сжимаю свою позолоченную грудь. Мое сердце колотится, а горло сжимается, вспоминая все это.
«Он хочет меня». Наше желание переросло в бред. Мы подпитывали друг друга, сводя друг друга с ума.
Я стягиваю штаны и засовываю руку под трусики. Мне не больно. Я влажная, но не мокрая. Я вжимаю свой крошечный палец, лицо краснеет, когда в моей голове проносится фантазия ‒ он врезается в меня, клеймя меня между ног.
Я отдергиваю палец.
«Мне бы хотелось, чтобы он меня трахнул».
Я хочу ощутить, как он трахает меня и боль, чтобы меня обжег его член. Это постоянное возбуждение становится мучительным. Застонав, я смотрю на ящик прикроватной тумбочки, обдумывая возможность быстрой возьни с вибратором.
Вместо этого я позволяю дневному свету рассеивать мой взгляд, размывая острые детали, как во сне, и возвращаю свое внимание к маркировкам и тому, что они означают. Моя кожа изменилась. Это доказательства.
Тогда это правда. Мы связаны. Что-то началось, когда я пролила кровь на его крыло, потому что именно на следующую ночь он впервые явился мне во сне, и я произнесла его имя.
Имя, которое опасно знать из-за…
Адриана ‒ Эдрайола.
Мой страх стремительно возвращается ‒ настоящий, опасный ужас. Мысли напрягаются, льются каскадом, одно неизвестное перетекает в другое. Демоны существуют. И один из них здесь, в моем родном городе. Пожар, побег из тюрьмы, порезанные шины ‒ за ним следует хаос. Ему нужно имя Зуриэля. Он хочет, чтобы я назвала его ему.
Адриан знает, кто мои родители.
Мое дыхание сбивается, мое отражение размывается.
«Что мне делать?»
Мой взгляд ловит блеск его золотого клейма. Оставить свой след было важно, это его высший приоритет. Инстинктивно мои руки блуждают, ложатся на мою грудь и живот, сопоставляя мои меньшие пальцы с силуэтом его больших пальцев. Одна рука на моем сердце, а другая… на моей утробе.
«Сердце и утроба, ядра любви и созидания».
Я не знаю, что, черт возьми, это значит.
Я делаю вдохи один за другим, пока мое сердце не перестанет учащенно биться. Я помню указание Зуриэля найти его.
Отвернувшись от зеркала, я достаю из кармана брюк телефон, ключи и бумажник и запихиваю испорченную одежду под кровать. Свежая одежда в руках, я прокрадываюсь в ванную в халате, надеясь избежать встречи с родителями, когда Устрица проносится мимо меня и поднимается в мою комнату с поднятой шерстью на спине. Я в замешательстве смотрю ему вслед и качаю головой, ныряя в ванную.
Через несколько минут я бегу вниз по лестнице, отработанная ложь крутится у меня на языке. Мой телефон забит бесчисленным количеством игнорируемых сообщений. Папа снова пригласил Эдрайола на ужин, а мама упросила меня прийти домой на ужин. Затем, позже тем же вечером, папа спросил, все ли со мной в порядке, потому что он увидел, что моя машина все еще стоит возле музее, когда он высадил Эдрайола.
Демон был здесь.
Поворачиваю за угол на кухню ‒ ноги останавливаются на пороге.
Эдрайол сидит за столом, перед ним тарелка блинов, и пьет кофе. Он смотрит на меня и усмехается, с сиропом и блинчиками, раздавленными между его зубами.
‒ Саммер! ‒ вскрикивает мама, когда видит меня, обнимает и крепко сжимает.
Она отступает назад и скрещивает руки на груди.
‒ Какое облегчение было обнаружить тебя сегодня утром в твоей постели. Когда ты пришла? Ты заставила меня сильно волноваться!
‒ Плохая связь, ‒ бормочу я, не в силах отвести взгляд от Эдрайола. ‒ Я, хм… Я задержалась, отвлеклась на уборку экспоната, а потом, когда добралась до своей машины, она не завелась. Сел аккумулятор. Должно быть, я оставила свет включенным. В итоге я поехала домой на такси. Папа, ты можешь отвезти меня в город и помочь с машиной?
Я отрываю взгляд от Эдрайола и перевожу взгляд между родителями.
Ведя себя как обычно, я беру из шкафа тарелку.
Губы папы сжимаются, когда он осматривает меня.
‒ Я отвезу тебя в город и посмотрю твою машину. В любом случае, я забираю Эдрайола обратно ‒ если бы мама не застала тебя спящей, мы были готовы пойти в полицейский участок. Ты должна была ответить на наши сообщения. Или хотя бы позвонить нам из магазина. Это на тебя не похоже.
‒ Я пыталась.
Моя кожа кажется слишком напряженной, чувство вины сочетается со страхом. Вчера вечером я ни разу не подумал о своих родителях.
‒ Адриан так волновался за тебя, что приехал сюда автостопом этим утром, ‒ говорит моя мама, и в ее голосе звучит гнев. ‒ Ты должна была ответить на телефонный звонок в музее. Со всем, что здесь происходит, серьезно, Саммер?
‒ Мне жаль. Я была… в подвале и не слышала звонка.
Я смотрю на стол для завтрака, заставленный блинами. С пустой тарелкой в руке у меня нет другого выбора, кроме как подвергаться ругательствам и преломлять хлеб с демоном. Я наливаю чашку кофе, молясь, чтобы кофеин помог.
Эдрайол изучает меня, пока я сажусь напротив него. Я дрожу под его взглядом.
‒ Надеюсь, что наш друг-горгулья не является экспонатом, нуждающимся в дополнительном ремонте, ‒ говорит он.
Меня охватывает тошнота.
‒ Нет, это… эээ, какие-то старинные кресты. На них попала вода. В подвале течь.
Он все еще ухмыляется, когда я смотрю на него, и я испуганно опускаю глаза на тарелку. Что он может мне сделать? Моим родителям? Насколько сильны демоны?