Все, что я хочу, это поцеловать его и сделать вид, что между нами все в порядке.
Сжимая его запястья, мои ногти впиваются в твердую плоть.
‒ Если нам суждено умереть, я не хочу никаких сожалений.
Он отстраняется.
‒ Ты не умрешь.
‒ Когда-нибудь это произойдет. Все люди умирают.
Его лицо искажается, когда он взбирается на меня, прижимая мою спину к цементному полу.
‒ Не говори о таких вещах. Не тогда, когда ты такая, такая созревшая…
Как вуаль, его волосы ниспадают в обе стороны, имитируя расправление крыльев.
‒ Не своди меня с ума еще большим беспокойством, моя милая Саммер. Всегда есть способы продолжать жить, и я не прочь использовать тьму для достижения этой цели. Несмотря на мое начало, тьма ‒ часть меня, и для такого человека, как ты, я не более чем монстр.
Он показывает свои острые клыки, облизывая их мясистым языком, а огненный свет освещает трещины на его груди.
Я с интересом смотрю на его клыки.
‒ Я не буду поднимать эту тему снова.
Зуриэль умиротворенно рычит, и его член выскакивает из паха, врезаясь мне в живот, заставляя меня дергаться. Он тяжелый, большой, лежит на мне посередине, как нагретая доска. Золотой свет падает на грибовидную головку, направленную на меня. Он освещает его тело, отбрасывая тени на его гребни. Мои пальцы напрягаются, вспоминая твердость его члена.
‒ Перестань меня пугать, ‒ говорю я. ‒ Это не сработает.
Я лучше буду рядом с нависающим надо мной монстром, чем буду сражаться с ним. Чем он страшнее, тем меньше людей меня будут беспокоить. Я испытываю глубокое утешение в том, что он рядом со мной, примитивный комфорт, который я не могу отрицать. Мои руки сжимаются по бокам, когда он поднимает бедра и отрывает от меня свой член.
Я стону от его потери, желая, чтобы он был внутри меня.
‒ Это так? ‒ глубоко хрипит он, вызывая у меня дрожь. ‒ Тогда скажи мне, что делать, милая девочка.
Мои пальцы ног сгибаются.
‒ Что ты хочешь, чтобы я сказала?
Зуриэль касается моей щеки, его когтистый большой палец проникает в уголок моего рта.
‒ Скажи мне остановиться. Скажи мне, что это слишком для тебя.
‒ Нет.
‒ Нет?
Его большой палец проникает глубже, надавливая на мои зубы. Его глаза не отрываются от моих.
‒ Если ты не скажешь мне остановиться, я потребую от тебя большего, чем сказки и смех. Твои поцелуи будут только началом.
Мое сердце бешено колотится. Нервно я провожу языком по его большому пальцу, когтю. Я приглашаю обжигающий холод его прикосновения.
‒ Зуриэль, ‒ произношу я его имя, шепча так тихо, что это едва слышно, ‒ я не хочу, чтобы ты останавливался.
Его взгляд то светлеет, то темнеет, его рука обхватывает мою щеку. Его большой палец проникает глубже в мой рот.
Я обхватываю его губами и сосу.
Выражение его лица меняется, становится голодным и благоговейным, его тело дрожит, а член постукивает по моему животу. Он опускает большой палец глубже, пока мои губы не прикасаются к его ладони.
Я выдерживаю его взгляд, без слов настаивая, что это именно то, чего я хочу, и царапаю зубами его костяшку пальца. Его плоть нагревается, влажная от слюны. Зажатая им, мои бедра извиваются, прижимаясь тазом к его твердому телу.
Это всего лишь его большой палец, хотя я возьму все, что смогу.
Глядя на его лицо, я раздвигаю ноги и наклоняю бедра. Я сосу, сосу и сосу, сжимая его запястье, чтобы удержать его руку на месте. Моя одежда намокает там, где головка его члена упирается в меня, и я слышу, как шипы на его крыльях стучат по полу по обе стороны от меня, поддерживая его тело над моим.
Не в силах больше отрицать это, Зуриэль прижимается своим членом к моему животу, протяжно застонав. Другую руку он запускает в мои волосы, прижимаясь к моему лбу своим.
‒ Саммер, ‒ стонет он.
Он с силой скользит по моему животу.
Я закрываю глаза и стону рядом с ним, все мое тело сжимается.
‒ Достаточно!
Он выдергивает руку из моей хватки, ударяет кулаком по полу и обхватывает мой рот своим. Это происходит так быстро. Его язык быстро наполняет меня, ощущая вкус повсюду, толкая мой, как наказание. Как будто это битва. Как будто он не может помочь себе.
Я поднимаю бедра вверх, напряженно ища контакт. Задыхаясь, я хватаю его за рога.
Толкнув меня на пол, зажав свой член между нами, он еще дальше раздвигает мои колени, располагаясь между ними. Обхватив ногами его талию, я сопротивляюсь ему. Все это время его язык трахает мой рот.
«Поглощая… Он поглощает меня».
Зуриэль приподнимается, вырывается из моей хватки и, глядя на меня сверху вниз, проводит тыльной стороной ладони по губам. Я тянусь к нему, отчаянно ожидая его возвращения, но он берет оба моих запястья в одну руку и прижимает их к моей голове.
Мои отметины покалывают. Их нужно трогать. Я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне там.
‒ Пожалуйста, ‒ прошу я, выгибая спину. ‒ Моя грудь…
‒ Саммер, ‒ фыркает он, глядя на меня хищным взглядом.
Внезапно Зуриэль отпускает меня и поднимается на ноги.
‒ Подожди здесь, ‒ приказывает он, осматривая меня, его челюсть тикает, прежде чем он бросается вверх по лестнице.
Когда я сажусь, мой взгляд следует за ним, теряя его, когда он мчится по коридору наверх. Я тру глаза, снимая запотевшие очки.
Я дрожу. Я мокрая.
Он ушел, и возвращается ползучий холод.
Когда Зуриэль возвращается, я вздрагиваю от облегчения. Он сжимает изношенные одеяла и простыни.
Зуриэль раскладывает их на полу. С немым восхищением, слишком ошеломленный, чтобы делать что-либо еще, я наблюдаю, как его светящийся член подпрыгивает вверх и вниз. С кончика капает предэякулят, и я сглатываю, гадая, какой он на вкус.
Слой за слоем он создает для нас мягкое место, приятнее, чем цементный пол. Наконец-то я нахожу слова.
‒ Зачем ты это делаешь?
Я хотела, чтобы он отнес меня на траву на кладбище, поэтому цементный подвал музея Хопкинса меня совершенно не беспокоит. Тем более, что здесь я чувствую себя в большей безопасности, чем где-либо еще. Даже моя спальня или номер для молодоженов усыпаны лепестками роз.
Его взгляд пристально смотрит на меня.
‒ Я не хочу, чтобы у тебя были синяки на спине.
Я нервно облизываю губы.
‒ Хорошая идея.
Зуриэль разворачивается, осматривая захламленную комнату, и подходит к полке. Он достает пыльную свечу и с искрой на кончике зажженного пальца ставит свечу на один из боковых столиков. Он выключает верхний свет, озаряя комнату множеством золотых, оранжевых и янтарных теней. Свет исходит только от его кожи и этой единственной свечи.
‒ При свете свечей вспыхивает любовь, ‒ бормочет он, приближаясь ко мне. ‒ Я где-то это слышал.
Нет времени подвергать сомнению то, как он использует это слово, «любовь».
Потому что он на мне, прижимая меня к полу, как будто он никогда не уходил, его рот прижимается к моему. Он прижимает меня к своей груди, и я обнимаю его.
Вот только он не укладывает меня на одеяла. Его хвост скользит по одному из старинных столов, очищая его, и он опускает меня на край.
‒ З… ‒ произношу я начало его имени.
Он смотрит на меня, его руки сжимают мои бедра, раздвигая их.
‒ Будь нежным.
Его ноздри раздуваются, а крылья колеблются. Он резко кивает и лишь слегка ослабляет хватку.
Затем его голова оказывается между моих ног, прижатая к моим штанам. Схватив его за рога, я вздрагиваю.
‒ Ты пахнешь… Я чувствую твой запах.
Он облизывает шов моих джинсов, потирая зубами интимную зону.
‒ Я слышал, как мужчины сходили с ума от такого деликатеса, но я никогда… я никогда…
Он облизывает и покусывает.
‒ Мне это нужно. Раньше я никогда не понимал этой необходимости.
Я извиваюсь, когда он пропитывает мои джинсы своей слюной, еще больше смачивая мою киску.