«Отлично». В полном порядке.
Элла не скрывает беспокойства в голосе.
‒ Неудивительно, что ты молчишь. Ты в порядке? Поэтому ты избегала звонков?
‒ Я в порядке. И я не хотела… Просто отвлеклась. Я должна была перезвонить тебе. Мне жаль. Я хотела. Для этого никогда не было подходящего времени.
‒ Все в порядке. Я могу представить.
Какое-то время мы молчим, подыскивая слова, и зная, что она слушает с другой стороны, желая мне добра, мое сердце переполняет чувство вины. Она моя лучшая подруга. Мы через многое прошли вместе. Я должна ей больше, чем наполовину извиниться.
‒ Элла, есть парень, ‒ начинаю я.
‒ Парень? ‒ глотает она наживку. ‒ Выкладывай.
Я излагаю ей версию правды, самую близкую к той, которую могу придумать. Мои родители уже подозревают, что в моей жизни есть кто-то особенный ‒ мама намекнула, что хочет с ним познакомиться. К счастью, папа не стал любопытствовать. Они знают, что Хопкинс не вернулся и что я нахожусь под сильным давлением, связанным с завершением воображаемого проекта, благодаря которому я удобно удерживаюсь в музее каждую ночь.
Более того ‒ здоровье их друга ухудшается. Ожоги мистера Бека оказались инфицированными. Мама и папа проводят с ним все больше времени в больнице. Я навещаю их, когда могу, желая признаться и рассказать им все.
Они бы мне не поверили. От этого ничего не улучшится.
Джон не очень хорошо это воспринимает. Несмотря на ухудшение здоровья отца, он отвечает за ремонт пекарни. Ему нужен доход, чтобы оплатить медицинские счета отца.
Вчера вечером, когда полиция объявила, что последний преступник пойман, мы воспользовались этим предлогом, чтобы отпраздновать это событие. Папа приготовил партию отмеченного наградами перца чили, и мы доставили его Джону. Иногда больше всего помогают мелочи.
‒ Он потрясающий, ‒ говорю я Элле. ‒ Он милый, заботливый и добрый. И красивый, если тебе интересно, но в задумчивой, стоической манере.
‒ А секс? У вас был секс, да?
‒ Секс… это, э-э…
Даже в машине я краснею, вспоминая, как прошлой ночью мы трахались перед зеркалом.
Элла визжит, полностью понимая мое молчание.
‒ Никому не говори. Я не готова. Обо всем, что происходит сейчас, даже мои родители не знают. Их друг находится в критическом состоянии, и я не хочу сейчас ничего добавлять в их жизнь.
‒ Хорошо, не буду, ‒ она делает паузу. ‒ Сожалею по поводу друга твоих родителей. Учитывая все обстоятельства, я просто рада, что с тобой все в порядке. Тебе нужно оставаться в безопасности, ясно? Я хочу, чтобы ты была на моей свадьбе.
Я сглатываю, замираю и не могу ответить. Я не совсем хорошо себя чувствую. Этот рикошет между паранойей и похотью похож на американские горки. Истинная форма Эдрайола до сих пор не дает мне покоя. Как трансформировалось его тело, съеденное червями. Я не могу избавиться от воспоминаний о его отвратительной ухмылке. Желудок скручивает от тошноты, перед глазами затуманивается, руки сжимают руль.
‒ Все будет хорошо. В любом случае, как ты? ‒ спрашиваю я.
‒ Думаю, тоже занята. Столько решений для свадьбы. Я хочу, чтобы все было идеально, понимаешь? О, и мне нужно отправить тебе электронное письмо с несколькими идеями платьев для подружек невесты. Можешь ли ты сказать мне, что тебе нравится? Я думаю синий, чтобы он подходил к твоим глазам. Или, может быть, изумрудно-зеленый.
‒ Когда ты покупаешь одежду?
‒ Я подумываю запланировать что-нибудь на конец следующего месяца. Хотя тебе не обязательно присутствовать, давления нет. Путешествие… Я знаю, ты беспокоишься о деньгах. Просто скажи мне свой размер, и я закажу его для тебя.
‒ Звучит неплохо. Отправь электронное письмо, и я отвечу, как только смогу.
Я ей должна.
‒ А тем временем, держи меня в курсе, ладно?
Я паркую машину и стучу пальцами по рулю. Отпуск звучит неплохо, и на мгновение я мечтаю о путешествии с Зуриэлем.
‒ Не беспокойся о деньгах. Я посмотрю, что могу сделать. Извини еще раз, что не отвечала. Я хочу быть рядом с тобой.
‒ Хорошо.
Я практически слышу, как она улыбается на другой стороне.
‒ Я надеюсь, ты сможешь сделать это. И это нормально. Жизнь случается, и несмотря ни на что, я рада, что ты и твои родители в безопасности. Я хотела бы тебя увидеть. О, твой мужчина тоже приглашен, если захочешь взять его с собой. Я бы хотела с ним встретиться.
‒ Эм-м…
«Мой горгулья почти не выходит наружу».
‒ Я бы тоже хотела, чтобы он с тобой познакомился…
‒ Звучит отлично. Поговорим позже? Очень приятно слышать твой голос ‒ просто безумие видеть Элмстич в новостях.
Я смеюсь.
‒ Сумасшествие, да.
‒ Береги себя.
‒ Я постараюсь.
‒ Если я тебе понадоблюсь, я буду там в одно мгновение.
‒ Спасибо, ‒ говорю я, не зная, как добавить: «держись отсюда подальше». ‒ До скорого.
Когда я выгружаю Джинни, рядом подъезжает другая машина, розовая, которую я слишком хорошо узнаю. За рулем Кэти, дочь Кэрол. Пассажирская дверь открывается, и я замечаю ее маму.
Я напрягаюсь.
‒ Кэрол!
Бросаясь к ней, я помогаю ей вылезти из машины. Она медлительна, обдуманна в своих действиях, ее движения уверенны и устойчивы. Синяки на руках почти исчезли, хотя на щеке остался шрам. Мне приходится бороться с желанием обнять ее ‒ мы этим не занимаемся.
‒ Рада видеть тебя, ‒ говорю я вместо этого.
Кэти машет рукой и уходит в магазин, а Кэрол задерживается со мной. Ее странный аромат глины и кошки, вид ее крашеных рыжих волос, розовый цвет ее свитера ‒ каждая деталь приветствуется как никогда.
‒ Я хотела посмотреть магазин, ‒ говорит она, окидывая взглядом улицу, окрашенную в закатный цвет. ‒ Кэти говорит, что она много сделала.
Ее магазин, как и ювелирный магазин, выглядит как новый. Окна были отремонтированы несколько недель назад. Большая часть улицы снова открылась, ночная жизнь оживленнее, чем обычно, и в этот час «Водопой» только начинает собирать толпу. Элмстич всегда прекрасен в золотом сиянии вечера.
За исключением «Хлеба и фасоли», фасад из красного кирпича все еще покрыт пеплом.
Музей Хопкинса ‒ еще один противник веселья. Я не осмеливаюсь снова открыть шторы, и я не могу управлять музеем и не спать всю ночь. Так проще оставаться в темноте и спать днем.
Света Зуриэля мне более чем достаточно.
Хотя люди по всему городу начинают задаваться вопросом… Где Хопкинс? Я качаю головой, говорю им, чтобы они позвонили ему и спросили его сами.
Кэрол замечает Джинни в моей переноске для кошек и воркует с ней.
‒ А как мисс Женевьева?
‒ У нее все отлично. Хочешь поздороваться?
‒ С удовольствием.
Я открываю отделение ее рюкзака, и Джинни высовывает голову.
Кэрол охотно ее почесывает.
‒ Похоже, под твоим присмотром она чувствует себя прекрасно. Я рада.
Джинни мурлычет. На мгновение напряжение спадает с моих плеч. Закат, улыбка Кэрол… Жизнь в порядке.
С визгом шин и замирающим ревом заглушенного мотора паркуется еще одна машина, привлекая наше внимание. Джон Бек выскакивает из своего старого красного «Мустанга» ‒ семейной реликвии, которую он и его отец вместе починили.
Джон смотрит на нас с пустым выражением лица.
‒ Привет, Джон, ‒ кричу я ему, махая рукой.
‒ Ты ведь не слышала новостей, да? ‒ говорит он, лицо у него пепельное. ‒ Мой отец умер.
Он бросается прочь.
Я пристально смотрю на Кэрол, застегиваю Джинни в переноску для кошек и гонюсь за ним.
Глава 24
Убийца
Саммер
Вина скручивает мой желудок, когда я следую за ним. Мои родители ничего не сказали, значит, это произошло сегодня днем.