Я чувствую себя такой бесполезной.
Джон убегает, его плечи ссутулились, и моя вина усугубляется. Я не хотела, чтобы его отец умер. Я никогда не хотела, чтобы кто-то пострадал.
«Это не моя вина. Эдрайол сделал это несколько недель назад, и пожар случился еще до того, как я узнала, что он демон». Ненавижу тот факт, что пытаюсь убедить себя, что это не моя вина.
Возможно, это был несчастный случай, но именно я пролила кровь на Зуриэля. Это я разбудила его, призвала, заманила сюда Эдрайола. Даже если это был несчастный случай, даже если Зуриэль назвал мне свое имя, это все равно произошло. Эти события произошли, и теперь отец Джона мертв.
Мы с Джоном играли вместе в детстве, когда наши родители устраивали званые обеды. Его всегда больше интересовали «Hot Wheels» (прим. пер.: Hot Wheels (досл. «горячие колеса») ‒ бренд американской компании Mattel, под которым выпускаются литые модели игрушечных автомобилей в масштабе 1:64), а я предпочитала свои книги, но, не имея собственного брата или сестры, я по-детски могла притворяться, что он мой брат. Когда мы подросли, мы разошлись, и в подростковом возрасте у нас были разные друзья. С тех пор, как я вернулась домой, мы стали знакомыми, дружными, работающими в соседних зданиях, разделенными разными интересами.
Возможно, он оттолкнет меня, но, по крайней мере, я могу предложить свое время, шанс поговорить.
Когда Джон мчится по переулку между музеем и пекарней, направляясь к задней двери, он натягивает капюшон от куртки. Я бросаюсь за ним прежде, чем он приблизится к задней части здания.
‒ Джон, ‒ кричу я ему вслед. ‒ Подожди! Мы можем поговорить?
Он останавливается у задней двери пекарни, и я бегу трусцой, догоняя его.
Здесь прохладно, из-за окружения кирпичными стенами, которые блокируют остатки дневного света. Мусор после продолжающегося ремонта пекарни наполняет переулок стойким запахом пепла. Черви вылезают из земли и забираются на оборудование. Тени темные, удлиняющиеся по мере захода солнца. Я вспотела, за исключением своих отметин. Они теплеют, становятся жарче с каждой секундой. Джинни воет, бунтуя в своей переноске, от чего у меня по спине пробегает дрожь.
Я замираю.
Джон смотрит на меня, и когда он ухмыляется, меня приветствует выражение лица, которое ему не свойственно.
‒ Привет, Саммер, ‒ стонет Эдрайол.
Его голос даже звучит как голос Джона, произнесенный совершенно неправильными интонациями.
‒ Скорбящих так легко убедить, что пустота обеспечит лучшее утешение, чем горе. Мне просто нужно было дождаться своего часа.
Сердце колотится, я делаю шаг назад.
Эдрайол цокает, и я останавливаюсь.
Я закрываю глаза и ругаюсь.
Эдрайол усмехается.
«Боже, я такая глупая».
Когда я снова смотрю на него, он изучает меня карими глазами Джона ‒ может быть, они обведены желтым, может быть, это мое воображение. Чем дольше я смотрю, тем горячее становятся мои отметины. Я оцениваю, где я нахожусь, что поблизости и который час ‒ Зуриэль скоро поднимется.
Темнота наступит всего через несколько минут.
Черный ход музея находится в нескольких футах от меня, на противоположной стороне переулка. Он заперт, прикован и закрыт. Мне придется доставать ключи из сумочки.
Когда я делаю еще шаг назад, Эдрайол бросается вперед.
Боль пронзила мою щеку, и очки слетают с лица. Вкус железа наполняет мой рот, когда я ударяюсь о тротуар, мои очки ускользают вне досягаемости.
‒ Ну-ну, Саммер, отступать некуда.
Сердце колотится, я размахиваю руками, отчаянно ища…
Раздается хруст. Звук разбитого стекла.
‒ О, это? Это то, что ты искала?
Я думаю, он наклоняется и поднимает сломанную оправу. Без очков он просто темное пятно. В сумрачном свете есть только тени и более темные тени. Формы, которые рассеиваются и трансформируются, одна превращается в другую.
Джинни воет, и, стремясь освободить ее, я карабкаюсь к переноске, приседаю над ней, мои пальцы скользят по ее краям, нащупывая молнии, ища… вот оно. Ее шерсть задевает мои руки, когда она убегает.
После нее тихо, если не считать пульсации в моей голове. Моргая, я ищу Эдрайола, но его темная форма исчезла.
Мои отметины немного остыли.
‒ Саммер? Ты в порядке? Я чувствую Эдрайола.
Повернувшись на голос, я слышу хлопанье крыльев, когда приближается большая фигура Зуриэля.
Я обмякла от облегчения.
‒ Я не знаю. Вроде, но ничего не вижу. Он сломал мои очки.
Он обхватывает меня своими крыльями и рычит.
‒ Я найду его и покончу с ним раз и навсегда.
Зуриэль касается моей щеки, лаская ее пальцем.
‒ Он причинил тебе боль.
Когда он хватает меня за руки и помогает встать на ноги, я вздрагиваю.
‒ Давай зайдем в музей. Он рядом.
‒ Сначала призови меня. Помоги мне сразиться с ним. Дай мне силу моего имени.
Призвать его? Вздрагиваю сильнее, у меня кружится голова, мои отметины нагреваются.
‒ Дай мне минутку.
Я хватаюсь за лоб.
‒ Хорошая девочка. Скоро все это закончится.
Провожу рукой по лицу, проверяю воспаленную щеку и не нахожу ничего сломанного. Крови немного, но меня беспокоит пронзительная головная боль, усиливающаяся с каждой секундой. Рука Зуриэля сжимает мою руку, когда я наклоняюсь, нащупываю пустую кошачью переноску и поднимаю ее. Надеясь, что я ошибаюсь, я провожу руками по горящим отметинам.
‒ Милая Саммер, ‒ шепчет он, продолжая ласкать меня, его крылья окутывают меня. ‒ Призови меня, прикажи мне уничтожить его, и я не смогу остановиться, пока дело не будет сделано. Так должно было быть с самого начала. Я оставил этого кретина одного слишком надолго. Я не буду ждать, пока он снова причинит тебе боль!
Я качаю головой.
‒ Не здесь. У нас был план, помнишь?
‒ К черту план! Позови меня!
Я вздрагиваю, пораженная его горячностью. Когда его тень накрывает меня, я понижаю голос:
‒ Пожалуйста…
«Ты пугаешь меня».
Зуриэль посоветовал мне никогда не называть его имени. Никогда. Да, я говорила это, когда мы окружены кирпичными стенами и охраной. Но здесь, на открытом месте? Где кто-нибудь мог услышать? Это слишком рискованно, слишком опасно. Это не имеет смысла.
Он никогда не просил бы меня призвать его открыто. Никогда.
Слабое напряжение пронизывает меня, мои нервы накаляются, между нами повисает тишина напряжения, мои ладони светятся. Они горят, хотя и слабее, чем раньше. Прищурившись, мое горло сжимается, и пот стекает по моему лбу. Свет растет, искажая все вокруг, ослепляя меня.
Зуриэль сжимает мою руку.
‒ Саммер. Опусти руки, иначе привлечешь внимание.
‒ Что-то не так, ‒ шепчу я, останавливаясь.
То, как он щипает меня за руку. Я знаю его прикосновения, и это не они.
Закрыв глаза и вывернув ладони наружу, я направляю их на Зуриэля.
Его хватка на мне ослабевает. Он отшатывается назад.
‒ Сука!
‒ Эдрайол, ‒ называю я его.
Меня трясет, в ужасе от того, что я пытаюсь сделать. Я не могу его уничтожить, не так. В последний раз я была рядом с Зуриэлем и могла смотреть на него. Я не могу сдерживать это долго. Мне нужно попасть в музей.
Я фокусирую одну руку на нем, а вторую опускаю в сумочку в поисках ключей и с облегчением обнаруживаю их текстурированный край. Проверяя каждый шаг, протягивая руку назад, я поднимаюсь по трем ступенькам к черному входу.
‒ Саммер, не надо! Я тебе не враг!
Его голос так похож на Зуриэля, что я сомневаюсь.
Открыть дверь, сдернуть цепи и вставить ключ ‒ это борьба. Мое зрение темнеет, туннелируя по краям, пытаясь отделить верх от низа. Голова бешено раскалывается, пот капает из пор.
‒ Зачем нападаешь на меня? Моим собственным светом? Призови меня!
Я распахиваю дверь, покачиваясь, чтобы сохранить равновесие и стараясь не упасть в обморок. Моя рука падает, и я, шатаясь, ударяюсь о порог.