Скорее, он не должен для неетак много значить.
Он был вооружен, черт побери. И остановился в отеле, где кого-то застрелили.
– Но значишь.
Мэлс открыла веки и нахмурилась.
– Скажи мне правду. Ты сегодня следил за мной?
– Да. Я хотел улучить возможность поговорить с тобой, но не знал, как подойти к тебе, чтоб ты не ужаснулась.
– Что ж, с этим ты справился, – сухо произнесла она. – Всего-то мне жизнь спас.
– Так получается, ты моя должница, верно?
Ей пришлось засмеяться.
– Поверить не могу, что ты разыгрываешь эту карту.
– Как я и сказал, я сделаю все, что в моих силах, дабы спасти его.
– Спасти его? Интересный выбор слов, мистер Херон.
Когда парень больше ничего не сказал, она долго смотрела на его лицо.
– Будь ты проклят.
– Это «да»?
Развернувшись и направившись к выходу, она ждала, что он пойдет за ней к выстроившимся у обочины такси. Что он и сделал.
– Скажите мне кое-что, мистер Херон… и это ваше имя, не так ли? Джим Херон. – Он не ответил, хотя ему и не нужно было. – Вы верите, что бедствия приходят троицей?
К ним подъехало такси, и Херон открыл для нее дверь.
– Не уверен насчет цифр. Но в последнее время несчастья приходят под видом брюнетки.
С очередным ругательством, Мэлс протиснулась рядом с ним… и села в машину.
Глава 28
Матиас пребывал в темноте. Не в той, что появляется в комнате в отсутствии света, или когда ты гуляешь в глуши ночью. Она не походила даже на ту, что наступала, когда ты закрываешь глаза и накрываешься одеялом с головой.
Эта темнота просачивалась сквозь кожу, заполняя пространство между молекулами, она оскверняла плоть, вызывая нескончаемый процесс гниения, она стирала прошлое и будущее, подвешивая на удушающий клеевой раствор скорби и отчаяния.
В этой ужасной тюрьме он был не один.
Матиас корчился в невесомой пустоте, как и другие, чужие голоса смешивались с его собственным, мольбы слетали с потрескавшихся губ, нескончаемые моления о пощаде раздавались и затихали, словно дыхание огромного зверя. Время от времени ему уделяли особое внимание, когтистые монстры щелкали клыкастыми пастями, дергали и тянули. Раны, наносимые ими, всегда излечивались так же быстро, как появлялись, предоставляя всегда свежий холст из плоти для их изжеванных картин.
Время не имело значения, как и возраст. И он знал, что никогда оттуда не выберется.
Таково его обязательство.
Это его вечная расплата за то, как он прожил свою жизнь: Матиас заслужил место в Аду благодаря своим грехам на земле, и все же он сетовал на несправедливость другим, с которыми был пленен. Тяжко поспорить. На чаше хорошего было немногое, что могло подкрепить его претензии на свободу; а что более важно – никто не слушал.
Он использовал свой смертельный выстрел. Избрал свой путь.
Но, Боже, если бы он знал, то всеми силами старался бы очиститься, стереть свои поступки, изменить последствия, которые в результате унесли столько жизней… включая его собственную.
Матиас был пленен в темноте, его и собратьев-грешников пытали, он был опустошен и отчаялся настолько, что даже худший ночной кошмар не мог с этим сравниться, чувствам был дан мощный выход, эмоции вырывались на поверхность…
– Матиас?
Он с криком проснулся, голова рывком оторвалась от подушки, руки били что-то впереди, будто сражаясь с чем-то.
Но перед ним никого не было. Никто на него не нападал.
И здесь был свет.
В тусклом свете, льющемся из ванной комнаты, Мэлс… его прелестная Мэлс… стояла у изножья кровати, в его номере. На ней было пальто, сумочка свисала с ее плеча, словно Мэлс только что пришла с работы… а в выражении ее лица не было ничего отстраненного, лишь сопереживание.
Плохой сон, сказал он себе. Это был плохой…
Ни черта не сон…
– Матиас, – нежно сказала она, – ты в порядке?
Сначала он не мог понять, почему она спрашивала его об этом. Да, ему приснился кошмар, но…
О, дерьмо, он что, плакал?
Вытерев щеки раскрытыми ладонями, он выбрался из кровати и скрылся в ванной. Плакать перед ней? Да ни за что.
– Просто дай мне минуту.
Закрывшись внутри, он уперся руками о тумбочку и склонил голову над раковиной. Включив воду, дабы не казалось, будто он пытается не быть слабаком, Матиас навалился на скромную силу своих рук, стараясь убедить себя, что никогда на самом деле не был в том месте, что увидел во сне.