Летом, в отпуск, она обнесла участок сеткой — рабицей, залила цементом полы, вырыла траншею под сантехнику. С помощью того же Ваки, Рыжего и пацанов, что покрепче. Потом отдала контрольный ключ Наталье, поручила приглядывать за домиком, и уехала.
Вот Наде и пришла идея — поселить Вовушку в этом домике. Как на зло, в квартиру, которую снимал Вовка, перед тем, как переехать с Настей в Калининград, вернулся из мест не столь отдаленных хозяин. Хозяин этот с дружками Вовушку споил, съел в один присест все Надины припасы-заготовки. Перетрясли и его сумки, лишив теплой одежды, не только Вовушку, но и Надю, сосредоточившую всю собственность поближе к отъезду в этой самой нехорошей квартирке.
На свой страх и риск Наталья дала Наде ключи. А Надя пообещала, что возьмет все на себя, если вдруг хозяйка объявится.
Овсянка, сэр…
Теперь, свое нынешнее существование после продажи дома она стала называть «немецким пленом». Но два месяца надеялась выдержать. Только бы хозяйка домика напротив не объявилась. Деньги — материнский капитал за проданный Людкой дом должны были придти перед Новым годом. Надя ждала их с нетерпеньем.
Жили они с Викой мирно. Утром, отправив ребятишек в школу, пекли пироги и на досуге осваивали кое-какие кулинарные рецепты из книг. Надя накалывала дубовых лучинок, — они через секунду разгорались ярым огнем, печь ласково, удовлетворенно вздыхала и начинала потихоньку трещать, возвещая о том, что процесс жизни продолжен.
Потом Надя уходила к Вовушке, чтобы приготовить ему кашу.
— Овсянка, сэр…
Сэр Вовушка очень любил овсянку, она не только помогала его стареющему желудочно-кишечному тракту. Всю жизнь он употреблял ее, а наесться никак не мог. А Надя любила гречку. Из-за этого они частенько ссорились. Потом Надя по поручению Али Хромовой ходила в магазин. Самой дойти до магазина Але было трудновато, а ее Саня-обходчик вооруженный термоском с горячим чаем и щедрой пайкой, шагал в это время где-то по шпалам. Погода стояла дрянная, дождь моросил, вьюга набрасывала на деревенские просторы свой белый чистый платок, а на другой день плюсовая температура и снова грязь, лужи… Но Надя забегала на почту, купить брату сканвордов и газет, возвращалась к Вике попить чаю, пересказать новости, и снова исчезала до вечера. Частенько Аля звонила Наде, вспомнив, что сегодня надо помянуть кого-то из родни и сердобольная Надя шла потрошить уток, готовить, печь свои знаменитые пироги. Возвращалась уже навеселе. Успевала и о Вовушке позаботиться. То купит ему бутылку пива, то дешевенького «Партоса».
— Пусть порадуется. Засиделся, бедолага, одна радость в окно поглядеть, как старушонки по улице в медпункт волочатся…
Эх, если б Вовушке знать, что наилучший наставник — это родная кровь, с которой он вышел на поле брани. Но Вовушка с молодости драку путал с боем. В драках он участвовал, а вот до боя не допустили смотрители небесные. Слаб был Вовушко духовно. Уподобился к старости комару, сосущему кровь ближнего.
Его сестра честно делила свой мир с ним и с ближними людьми. Она трудилась аки пчела и воодушевляла ближних своих. Ибо она звалась Надеждой. Вовушка же злился и ненавидел свою убогость, жаждал сострадания и не верил искренности сестры. Что же было до других! И уставшему надзирателю своему Ангелу, склонявшему крыло в ночной тиши его пристанища он не верил… Ангел стремился доказать ему, что он уязвим и беззащитен без родной крови, без надежды… Вовушка бросался в него стаканом. Бессилен был ангел, и замкнул он грешные уста, неспособные высказать свою боль.
Теперь уже в следующей жизни.
Несправедливо
К Студенихиным на целый месяц приехала из Германии дочь, она и развлекала родителей. Но Надя и туда захаживала — она везде была желанной гостьей. Студениха очухалась, благодаря приезду дочки и снова запела свои длинные песни. Приходила и фельдшерица Татьяна. Выглядела она грустной. Деревня осудила ее, не разобравшись. Месяц она ходила, уставя глаза в землю, на душе кошки скребли. Да, она виновата, да, она побила Кристинку-воровку, за дело побила, потому что пришлось ей уволить из ФАПа свою санитарку, лишить ее куска хлеба, ее и ее детей. Обвинила в краже общественных денег, которые собирала на лекарства для страждущих и оставляла на работе. Вот Кристинка и повадилась таскать оттуда. Оттого и рука тяжелая поднялась у нее.