— Нет. Весь день думаю.
— Все равно в животе все смешивается, — сказал Макс с порога.
— Откуда ты? — спросил Джейкоб.
— Из маминой вагины, — сказал Бенджи.
— И ты все равно умрешь, — продолжил Макс, — так не все ли равно, что там касалось цыпленка, который все равно мертв.
Бенджи обернулся к Джейкобу:
— Это правда, пап?
— Что именно?
— Я умру?
— Макс, зачем? Для чего это было нужно?
— Я умру!
— Через много-много-много лет.
— А это что-то сильно меняет? — спросил Макс.
— Могло быть и хуже, — заметил Ирв. — Ты мог бы быть Аргусом.
— А почему Аргусом быть хуже?
— Ну, знаешь, одной лапой уже в печи.
Бенджи испустил жалобный вой, и тут, будто принесенная невесть откуда световым лучом, Джулия распахнула дверь и вбежала в комнату:
— Что случилось?
— А ты почему дома? — спросил Джейкоб, которого в этот момент все достало.
— Папа говорит, я умру.
— Вообще-то, — сказал Джейкоб с натужным смешком, — я говорил, что ты проживешь очень-очень-очень долгую жизнь.
Джулия взяла Бенджи на руки со словами:
— Конечно, ты не умрешь.
— Тогда приготовьте два замороженных бурито, — попросил Ирв.
— Привет, дорогая, — сказала Дебора, — а я уже тут начала ощущать эстрогеновое голодание.
— Мама, откуда у меня вава?
— У тебя нет никакой вавы, — вмешался Джейкоб.
— На коленке, — сказал Бенджи, указывая на совершенно здоровое колено, — вот тут.
— Наверное, ты упал, — предположила Джулия.
— Почему?
— Там нет абсолютно никакой вавы.
— Потому что падать — это часть жизни, — сказала Джулия.
— Это истинная жизнь, — сказал Макс.
— Красиво сказал, Макс.
— Истинная? — спросил Бенджи.
— Настоящая, — пояснила Дебора.
— Почему падать — это настоящая жизнь?
— Это не так, — сказал Джейкоб.
— Земля все время падает к Солнцу, — сказал Макс.
— Почему? — спросил Бенджи.
— Из-за притяжения, — ответил Макс.
— Нет, — настаивал Бенджи, обращаясь к Джейкобу, — почему падать не истинная жизнь?
— Почему не истинная?
— Да.
— Не уверен, что понял твой вопрос.
— Почему?
— Почему я не уверен, что понял твой вопрос?
— Да, это.
— Потому что разговор стал непонятным и потому что я всего лишь человек, у меня крайне ограниченный ум.
— Джейкоб.
— Я умираю!
— Ты перегибаешь палку.
— Нисколько!
— Ни в коем случае!
— Я нет.
— Нет, Бенджи.
Дебора:
— Поцелуй там, Джейкоб.
Джейкоб поцеловал несуществующую ваву.
— Я могу поднять наш холодильник, — заявил Бенджи, не вполне понимая, готов ли он прекратить плакать.
— Это замечательно, — сказала Дебора.
— Ни фига не можешь, — возразил Макс.
— Макс говорит: "Ни фига не можешь".
— Отстань от ребенка, — попросил Джейкоб театральным шепотом: — Если говорит, что может поднять холодильник, значит, может поднять.
— Я могу его далеко унести.
— Я разберусь, — сказала Джулия.
— Я могу мысленно управлять микроволновкой, — сказал Макс.
— Только не ты, — ответил ей Джейкоб, слишком небрежно, чтобы можно было поверить. — У нас все отлично. Мы шикарно проводим время. Ты просто пришла в неудачный момент. Нерепрезентативный. Но у нас все классно, и сегодня у тебя выходной.
— Выходной от чего? — спросил Бенджи маму.
— Что? — не поняла Джулия.
— От чего тебе нужен выходной?
— Кто сказал, что мне нужен выходной?
— Папа только что сказал.
— Я сказал, что мы даем тебе выходной.
— От чего? — спросил Бенджи.
— Вот именно, — добавил Ирв.
— От нас, ясно же, — сказал Макс.
Сплошная сублимация: домашняя близость обернулась чувственным отдалением, чувственное отдаление обернулось стыдом, стыд обернулся отчуждением, отчуждение обернулось страхом, страх обернулся возмущением, возмущение обернулось самозащитой. Джулия порой думала, что, если бы им удалось проследить цепочку до самого истока их отстраненности, они могли бы и в самом деле вернуть былую открытость. Травма Сэма? Ни разу не заданный вопрос — как это могло случиться? Ей всегда казалось, что этим умолчанием они оберегают друг друга, но быть может, они старались ранить, перенести рану с Сэма на себя самих? Или все началось еще раньше? Не предшествовало ли взаимное отчуждение их знакомству? Принятие этого изменило бы все.