— Ты серьезно?
Аргус испустил долгий стон.
Джейкоб повернулся к псу и выдал ему малую толику того, что не мог выдать Джулии:
— Да уймись уже, блядь! — И добавил, не улавливая, что шутит над самим собой же: — Я никогда не повышаю голос.
Джулия шутку уловила:
— Так ли это, Аргус?
— Не на тебя и детей.
— Не повышать голос или не избивать меня и не тиранить детей не считается чем-то хорошим. Это норма поведения. Да и к тому же ты не повышаешь голос, потому что ты под каблуком.
— Ничего я не под каблуком.
— Да неужели?
— Даже если я не повышаю голос поэтому, хотя не думаю, что поэтому, это все равно хорошо. Многие мужчины орут.
— Завидую их женам.
— Хотела бы, чтобы я был мудаком?
— Хотела бы, чтобы ты был личностью.
— Как это понимать?
— Ты уверен, что ничего не должен мне рассказать?
— Не понимаю, зачем ты меня об этом без конца спрашиваешь.
— Я спрошу иначе: какой пароль?
— К чему?
— К телефону, который ты сжимаешь в кулаке.
— Ну, новый телефон у меня. Велика важность!
— А я твоя жена. Я — важность.
— Ты ведешь себя неразумно.
— Имею право.
— Чего ты хочешь, Джулия?
— Твой пароль.
— Зачем?
— Хочу знать, чего такого ты не можешь мне сказать.
— Джулия…
— Очередной раз ты правильно назвал мое имя.
На кухне Джейкоб провел больше времени, чем в любой другой комнате дома. Младенец не знает, что мать вынимает сосок из его рта в последний раз. Ребенок не знает, что в последний раз называет мать "мамуля". Мальчишка не знает, что книжка закрылась на последней в жизни сказке, которую ему прочли перед сном. Не знает, что вот сейчас утекает вода последней в жизни ванны, принятой на двоих с братом. Юноша, впервые познавая величайшее из удовольствий, не понимает, что больше никогда не будет невинным. Ни одна превратившаяся в женщину девушка не знает, засыпая, что пройдет четыре десятка лет, пока она снова станет неплодной. Ни одна мать не знает, что в последний раз слышит от ребенка "мамуля". Ни одному отцу невдомек, что книжка закрылась на последней в жизни сказке перед сном, которую он прочел: "С того дня и на долгие годы мир и покой вновь воцарились на Итаке, и боги были благосклонны к Одиссею, его жене и сыну". Джейкоб понимал: как ни сложись, эту кухню он будет видеть и впредь. И все же его глаза стали подобны губкам, впитывающим детали, — полированная ручка ящика, шов в месте соприкосновения панелей из мыльного камня, наклейка "Особая награда за храбрость" на краю столешницы, с нижней стороны, выданная Максу за последний — чего никто не знал — вырванный молочный зуб, наклейка, которую видел каждый день по многу раз и не видел никто, кроме Аргуса, — ведь Джейкоб знал, что однажды до последней капли отожмет все эти последние моменты: они выйдут слезами.
— Ладно, — сказал он.
— Ладно что?
— Ладно, я скажу тебе пароль.
Он шмякнул телефон на стол с праведным возмущением, которое могло бы, если повезет, повредить систему, и добавил:
— Но знай, что это недоверие ложится между нами навсегда.
— Я это переживу.
Джейкоб посмотрел на телефон.
— Пытаюсь вспомнить, какой там вообще был пароль. Я его потерял сразу, едва купил. Я вообще не помню, чтобы включал его.
Джейкоб взял телефон и внимательно посмотрел на него.
— Может, обычный пароль семейства Блох? — подсказала Джулия.
— Точно, — отозвался Джейкоб. — Конечно, я бы применил и-э-т-о-п-р-о-й-9. Ну-у… нет.
— Хм… Конечно, нет.
— Наверное, можно разблокировать его в магазине.
— Наверное, и, ну просто наудачу, ты можешь написать первую букву заглавную, а вместо цифры написать слово "девять"?
— Я бы так не написал, — сказал Джейкоб.
— Нет?
— Нет. Мы всегда пишем его одинаково.
— А ты попробуй.
Джейкобу хотелось выскочить из этого детского сна ужасов, но в то же время ему хотелось быть ребенком.
— Но я бы так не написал.
— Почем знать, кто бы что сделал на самом деле? Возьми и проверь.
Джейкоб бросил взгляд на телефон, на свои пальцы, сжимавшие его, на дом, давивший со всех сторон, и Джулию, и в мгновенном порыве — столь же безотчетном, как подскок ноги после удара молоточком по колену, — швырнул телефон в окно, разлетевшееся вдребезги.
— Я думал, оно открыто.
А потом — тишина, сотрясшая стены.
— Ты думаешь, я не знаю дороги к нам на лужайку? — спросила Джулия.
— Я…
— Трудно тебе было задать пароль посложнее? Такой, чтобы Сэм не смог отгадать?