На перроне вокзала Сириус увлек Амелию в сторону и что-то долго ей говорил, что именно – мы со Сьюзен в вокзальной суматохе не слышали. Наверное, все же о явке с повинной его младшей кузины. Шила в мешке было не утаить, Сьюзен о полуночной гостье уже знала. Дафна с Асторией – еще нет, но скоро должны были узнать.
Дорога прошла обычным путем, без обысков и происшествий, и дементоры, торчавшие у входа, все так же испуганно попятились при виде нашей компании.
А вот шестого января, в канун православного Рождества, магический мир опять взорвало. Как почтеннейшая и не очень публика могла узнать из газет, разыскиваемая преступница Беллатрикс Лестрейндж явилась с повинной лично в кабинет к Амелии Боунс, причем, вручив прошение, мирно сдалась и стала ждать своей участи. Допрос показал, что все убийства были совершены ею под влиянием сильнейшего ментального давления, следы которого были установлены срочно вызванным психиатром. По силе воздействия, как показало заключение консилиума, данный гипноз даже превышал печально знаменитый «Империус», бишь Первое Непростительное, и замкнут был на некоего Родольфуса Лестрейнджа, приходившегося сдавшейся супругом.
Это был серьезный камень в огород «чистокровных», поскольку договорные браки практиковали именно они. В той же газете сообщалось, что Сириус Блэк на правах главы рода и «по вновь открывшимся обстоятельствам» разорвал брак своей младшей кузины с бандитом и убийцей Лестрейнджем.
Беллу отпустили под залог по состоянию здоровья, а вот Родольфуса вызвали на допрос и узнали много нового, в том числе и про несуществующий уже брачный договор. Неделю спустя, тринадцатого, обоих братьев Лестрейндж осудили повторно и приговорили к высшей мере, в качестве каковой, напомню, здесь выступает свидание с дементором. Все имущество уничтоженного рода передавалось в род Блэк в качестве компенсации за моральный и физический ущерб. Белла же оказалась на воле, в качестве меры наказания ей назначили штраф в десять тысяч местных тугриков.
Выступавший председателем суда Фадж в тот же день подписал распоряжение об отзыве дементоров из школы.
Впрочем, сами дементоры по своей воле уходить отказались, и через пару дней снова слетелись всей ватагой на квиддичный стадион во время матча. Но в этот раз мы были наготове, и по сигналу мадам Спраут я снова врезал по тварям в капюшонах из своего «Максима». Сколько прибил – не знаю, на глаз не меньше десятка. Остальные пустились прочь.
Расправа над дементорами не осталась без внимания Дамблдора, вызвавшего меня на собеседование уже на следующий день.
- Здравствуй, Гарри, мальчик мой, проходи, садись. Лимонную дольку?
- Спасибо, сэр, я не голоден, – ответил я, избегая смотреть старому пердуну в глаза.
- Мальчик мой, объясни, почему ты вчера напал на дементоров?
- Потому что они не согласились уйти по своей воле. Пришлось подбодрить.
- Неужели на третьем курсе учат настолько мощной боевой магии, что ты смог убить двадцать восемь дементоров и обратить в бегство остальных?
- Осмелюсь доложить, во время вчерашнего инцидента магия не использовалась мной вовсе.
- Чем же ты так их…?
- Из обыкновенного маггловского пулемета, совершенно законно мной приобретенного и используемого. За дальнейшими справками просьба обратиться к мадам Боунс, все это делалось с ее согласия.
- Ты применил в борьбе с дементорами маггловское оружие? Но зачем?
- Как видите, господин директор, этот метод оказался достаточно эффективен. Сколько, Вы сказали, тушек было? Двадцать восемь? Вот Вам и результат…
- Меня порой пугает твоя необъяснимая жестокость. Почему ты так бессердечен? Ты должен научиться прощать врагам своим все то, что они делают.
- Если у меня есть выбор, кому помочь, друзьям или врагам, то я буду защищать друзей и постараюсь уничтожить как можно больше врагов. И их потери, в данном случае дементоров, меня волнуют меньше всего. Сдохли? Ну и поделом, нечего было к людям лезть.
- И, тем не менее, я призываю тебя к милосердию. Научись всепрощению, ибо только во всепрощении найдешь ты спасение свое и душевный покой. Когда ты поймешь глубину своих заблуждений, возвращайся снова. Иди, и не забудь того, что я тебя говорю.
Все это время я упорно старался не смотреть Дамблдору в глаза, изучая взглядом то убранство кабинета, то всякую магическую хрень, что стояла на полках книжного шкафа, то жердь для попугая, на которой сидел и нагло дрых какой-то ярко-красный птиц неизвестной мне породы, то на портреты каких-то стариканов, развешанные по стенам.
Рядом с попугаем, кстати, лежала Шляпа, от моего взгляда она проснулась и стала орать что-то матерное. Отпустив меня, директор стал пытаться утихомирить Шляпу, но, судя по еще долго продолжавшимся воплям, это у него получалось плохо.
- Пацифист хренов, – сказал я про директора, пока мы с мадам Спраут шли в свое общежитие. – Ежу в лесу понятно, что не врежь я по этим тварям из пулемета, они бы попировали на душах учеников. А ведь там и наши были! Нет же, б…, он все проповедует про всепрощение да милосердие, проповедник долбаный. Одни уже домилосердствовались полвека назад.
- Ты о ком, Гарри?
- Был такой человек, Гитлер его звали, он в тридцатые годы возглавил Германию. Курсом своим он объявил мировое господство, и занялся ускоренной милитаризацией. А заодно предъявлял претензии всем своим соседям, сначала Франции, потом Австрии, потом Чехословакии, а под конец всем остальным. Но почти весь мир сидел и спал в шапку, а английские и французские политики призывали всех остальных к милосердию и примирению – это же демократически избранный руководитель, вы что! Домилосердствовались до того, что Гитлер в тридцать восьмом сожрал с потрохами Австрию, в тридцать девятом Польшу, в сороковом Францию, а потом, в сорок первом, замахнулся на Россию. И только в России нашла коса на камень, а все потому, что русский вождь Сталин на сладкие посулы западных политиков не повелся. Вместо этого он построил заводы, сколотил сильную армию и дал бой, сначала остановив немцев, потом вышвырнув их из страны, а в конце концов прикончил Гитлера в его же логове. Так что, профессор Спраут, потому-то я всем этим обещаниям и не верю, что один раз такое уже было.
- Я помню, как это было, Гарри, – грустно сказала мне декан. – Я тогда была совсем маленькой, но помню, как мы с мамой прятались в подвале от немецких бомб. Ты прав, – тяжело вздохнула она. – Ладно, иди, тебя уже ждут…
Мне все-таки повезло прочитать о том, как в этом мире наши воевали. В канун этого Рождества я все-таки нашел в Лондоне книжку про историю здешней Второй Мировой войны, и там английским по белому было написано, что немцы в России не продвинулись дальше Нарвы, Полоцка, Смоленска, Гомеля, Киева и Одессы с Николаевом. Война закончилась, во-первых, на год раньше, чем у нас, в мае сорок четвертого, а во-вторых, намного дальше, вместо Эльбы наши остановились только на Рейне.
Еще англичане сочились ядом по поводу твердолобости «русского диктатора» Сталина, не пожелавшего их, союзников, спасать, когда немцы зажали их в Арденнах. Тогда немецкий фельдмаршал Рундштедт продавил фронт до самого Парижа и вторично взял город, англичане и американцы в панике разбегались во все стороны и пачками сдавались в плен. Советский же Союз не стал переносить сроки намеченного наступления на Берлин, ударив точно вовремя, в тот самый день, когда немецкие танки уже подступали к приморскому городу Кале. Подступили, впрочем, лишь для того, чтобы в тот же день быть переброшенными на восток, потому что русские ударили со своей стороны. Тогда немцам, конечно же, стало и не до Франции, и не до окончательного разгрома американцев. Но было уже поздно, Красная Армия уже обстреливала Рейхстаг, Гитлер был взят в плен живым, осужден и впоследствии повешен, а война закончилась после выхода передовых частей Красной Армии на Рейн и взятия ими же столицы Эльзаса города Штрассбург, каковое произошло четвертого мая 1944 года. Через пять дней, в ночь на девятое, в Кёльне немцы подписали капитуляцию своих оставшихся войск.
Впрочем, намного больше страниц в английской книжке уделялось не героическому наступлению Красной Армии, а практически полному уничтожению мужского населения Западной Украины.