— Почему ты не приносишь жертву божественному императору? — спросил Севастиан. — Ты ему не верен? Я приказываю тебе принести жертву.
— Я проливал за императора кровь в битвах, — ответил Виктор, — но поклониться ему как Богу не могу. Я христианин.
Окружавшие Севастиана офицеры хмуро молчали. Они знали о христианстве Виктора. Тот был опытным воином и надежным товарищем. Этого было достаточно, чтобы на верованиях Виктора никто не заострял внимание. Тем более, что у многих христианками были жены. Ситуацию еще можно было «спустить на тормозах», но вновь прибывшему начальнику очень хотелось показать подчиненным их место. Перед взглядом закаленных в боях ветеранов изнеженному римскому патрицию было не по себе. А потому он решил быть суровым.
Судилище
— Сними пояс и отдай оружие, — потребовал Севастиан у Виктора, — ты обвиняешься в измене божественному императору, принадлежности к тайному обществу и неподчинении приказу.
Виктор отдал меч сослуживцам. Принесение присяги превратилось в суд, а ветеран — в подсудимого. Чтобы спасти жизнь, Виктору нужно было только кинуть щепотку ладана на жаровню перед идолом. Но делать это он категорически отказывался. Виктор был готов сражаться с варварами в любой точке империи, готов был отдать жизнь по одному слову своего командира или императора. Но показательное обожествление власти в лице императора было выше его сил.
Виктор повторил строчки Евангелия: «Господу Богу Твоему поклоняйся и Ему Одному служи».
Севастиан лишь пожал плечами. Под пыткой сделаешь все!
По законам судопроизводства того времени, пытки применялись ко всем обвиняемым. Сначала офицера били, затем сломали пальцы и стали опалять огнем. Мученик переносил пытки молча. Мужество ветерана поневоле внушило судье уважение. Севастиан чередовал истязания с уговорами и богатыми обещаниями. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом! Разве Виктор не хочет командовать когортой или центурией? Стойкие солдаты нужны императору! Поклонись его статуе!
Но на все Виктор отвечал одно:
— Я христианин!
Истязания продолжались. Суд превратился в какой-то многодневный пыточный марафон. Сослуживцы Виктора молчали, но это было уже грозовым молчанием! Они подчинялись своему военачальнику с подчеркнутой холодностью. Через неделю Севастиан уже был не рад, что ввязался во все это. Надо как-то выходить из положения! У Виктора есть влиятельные друзья? Отлично! Очень может быть, он закроет глаза на возможный побег подсудимого… Но тут вмешались жрецы-авгуры.
— Если ты его выпустишь, — сказали они, — ты враг закона и враг цезаря!
Тогда Виктора попытались убить по-тихому (не заметно). Дважды ему посылалось отравленное мясо. И дважды съев его, он оставался жив. Говорили, что ученый волхв, приготовивший яд, в ярости разодрал свои магические книги, посыпал голову пеплом, а затем принял Крещение и убежал в пустыню. Один раз ветерана втолкнули в печь, которая обогревала общественные термы. Но этот шедевр инженерной мысли, кроме камеры горения, имел столько широких воздуховодов для обогрева многочисленных бассейнов и залов, что Виктор даже не обгорел. Но, что хуже, сослуживцы Виктора организовали присмотр и уход за арестованным. После прямой угрозы жрецов допустить побег подсудимого Севастиан уже не мог, а потому приказал выколоть мученику глаза.
Казнь
Виктор остался без зрения, но тем сильнее действовала его убежденность на окружающих. Вскоре десять легионеров объявили, что они — христиане. Что же будет дальше? Прибывшему из Рима военачальнику стало плохо. Его послали подтянуть воинскую дисциплину, а получилось, что он потревожил какое-то осиное гнездо! Что будет, если легионеры через одного начнут прилюдно объявлять себя христианами? На Востоке все возможно! Тогда легион расформируют, а его голова полетит с плахи!
Поэтому Севастиан решил действовать немедля. Жрецов отослали праздновать память очередного бога из римского пантеона и провели экстренное заседание суда. Согласно его приговору Виктора, как римского гражданина, усекли мечем, а воинов-христиан разослали по дальним гарнизонам. Все по закону, на строгом соблюдении которого настаивал император-философ Марк Аврелий!
В отношении христиан Дамаска была проведена акция устрашения. Не дай Зевс, кто еще рот раскроет! Жену солдата, которую по ходе разбирательства улучили в христианстве, привязали между согнутыми финиковыми пальмами. Затем пальмы выпрямились, разорвав мученицу надвое. История донесла до нас имя этой женщины — Стефанида. Тогда замуж выходили рано. По нашим меркам ее можно назвать ребенком. Ей было всего пятнадцать лет.