«Нет, — говорят люди, — мы верим в Него как в Бога». И тут можно и нужно задать провокационный вопрос: хорошо, мы веруем, что Христос — Бог, но индуисты тоже допускают, что Христос — аватар, воплощение божества. В чем тогда наша христианская уникальность?
И тут обычно возникает пауза. Люди теряются и не знают, что сказать. Дело даже не в том, что вопрос действительно сложный, просто современные люди привыкли мыслить заученными штампами, и штампы эти с каждым десятилетием становятся все короче и короче. Сейчас это интеллигентно называется «клиповым мышлением». Но если говорить прямо — людей отучают самостоятельно мыслить. Нас пытаются превратить в бездумных роботов. Почему? Зачем? А просто потому, что чем меньше человек думает, меньше человек читает, чем меньше он задает вопросов, тем проще им управлять и манипулировать.
Проблема эта не нова. Еще греческого философа Сократа соплеменники прозвали Оводом за назойливое желание дойти до самой сути, дойти до самой сути и понять, что скрывается за тем или иным общепринятым понятием. И теперь, как только начинаешь копать чуть глубже заученных с телеэкранов штампов, становится ясно, что за ними ничего нет, что многие наши слова и понятия пусты. Поэт Николай Гумилев в начале ХХ века очень ярко описал сегодняшнее общее умственное состояние человека в стихотворении «Слово». Приведу его полностью.
Слово
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо Свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это — Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
Мне кажется, стихотворение это — приговор нашему сегодняшнему клиповому, узкому сознанию. Приговор всем телешоу, рекламам и викторинам, всему тому, где бессмысленно жонглируют голыми фактами и словами. Приговор нашей лени и нежеланию мыслить.
Но вернемся к понятию «христианство». Если заученная фраза, что христианство — мировая религия, оказывается пустышкой, то что же все-таки христианство? Один из моих знакомых, видя затруднение прихожан, задавал наводящие вопросы. «Что такое йога?» — спрашивал он. Удивительно, но русскому человеку проще ответить на вопрос о чужой культуре, чем о своей собственной, православной. «Йога — это некая практика», — отвечали ему. Так может, христианство тоже одна из духовных практик, один из многочисленных путей, ведущих к Богу?
Глобализация отвечает нам «да». Нам постоянно пытаются внушить, что все религии — это ветви одного дерева, что нет принципиальной разницы между якутским шаманом и православным священником. Нам постоянно говорят, что христианство устарело и пора найти нечто свое, нечто новое. Как в супермаркете — прилавки полны, выбирай. Но мы, христиане, должны сказать свое твердое «нет» на этот вавилонский соблазн мира. Почему?
Вопрос о том, что такое христианство, задал мне 20 лет назад московский священник Глеб Каледа. Мы ехали на метро. Отец Глеб был не только священнослужителем, он был еще доктором наук по геологии и профессором. Наверно, с этим связан его талант будить в молодых людях стремление к размышлению.
«Что такое христианство?» — спросил отец Глеб. Я начал говорить ему что-то о постах, что нужно молиться, посещать богослужения и читать Библию.
«Ты много сказал о практике христианской жизни, о физкультуре, но ничего не сказал о самом главном» — ответил мне отец Глеб. «Что же самое важное, что же самое главное?» — не понял я. — «Ты забыл о Христе».
И дальше он сказал фразу, которая мне запомнилась: «Христианство — это радостная полнота жизни во Христе».
Если из христианства выкинуть Христа, то что останется? Может быть, останется, как мы теперь говорим, набор общечеловеческих ценностей. Останется некая околодуховная практика, останутся обряды, иконы в музеях, красивые песнопения в аудиозаписях. Может быть, вся жизнь наша останется, но будет она разорванной на клочки. Тут дом, тут работа, тут рыбалка, тут семья. Но все это будет очередной подменой, очередной пустышкой, очередным виртуальным клипом, бессмыслицей, которая обречена на исчезновение в разверстой пасти могилы. Так исчезли древние цивилизации, так исчезла советская идеология. Все это будет лишь словами о словах.