Вернув его назад к Роулю, Наун проговорил тихим, очень тихим рыком, предназначенным только для ушей гостя:
— Ты говоришь правду?
— Чистую правду, о Наун, и я клянусь в этом лапами и ушами, хвостом и усами, — подтвердил Роуль.
— Он врет! — проверещал Ниин. — Он хочет нас использовать! Обескровить наш клан, защищая своих людей в их войне! Оставить наших котят беззащитными и беспомощными!
Роуль повернул голову к Ниину; от ярости его зрение внезапно обострилось, а язык увлажнился желанием ощутить вкус крови.
— В последнее время, — процедил Роуль, — твое мяуканье начинает меня утомлять.
— Говорю вам, этот пришлый слабоумен! — вскрикнул Ниин. — Его пасть набита ложью! Говорю вам, он слеп, глух и немощен! Это никчемное существо ничего не знает!
Слова эти остались звенеть во внезапно повисшей тишине — иначе и быть не могло, ведь Ниин изрек самое страшное оскорбление из всех, на какие только способны кошки.
— Никчемное? — очень тихо мурлыкнул Роуль.
Тишина дрожала, напряженная и выжидающая.
— Ты дал мне свое слово, — наконец проворчал Наун, почти полностью прикрыв глаза. — Ты, незнакомец. Теперь мой собственный отпрыск уверяет, что это слово лживо. Как мне разобраться, кто из вас прав?
— С твоего дозволения, вождь клана, — спокойно произнес Роуль, в чьем голосе можно было угадать гневный рык, — я покажу.
Ниин негромко зашипел, шерсть его поднялась, а лапы ощетинились когтями. Ниин был крупным котом — даже крупнее Роуля. Его мех сиял здоровьем, а когти были длинны и остры. Он стоял на родной территории, в окружении верных ему воинов, и был вполне свеж, не будучи вынужден сражаться на протяжении нескольких последних часов.
У Роуля не было шанса выжить после битвы с наследником клана Девяти Когтей при поддержке всех этих воинов и охотников, — однако, если вождь клана разрешит честный поединок, Ниина он мог бы одолеть.
Наун долго не спускал с Роуля внимательных глаз, словно бы дожидаясь, не дрогнет ли тот.
Роуль стоял перед ним, склонив голову в позе, выказывавшей высшую степень почтения.
— Да будет так, — сказал наконец Наун.
Роуль, наследник клана Тихих Лап хаббла Утро, раскатисто вывел мелодию своего боевого клича и, выставив когти, бросился на Ниина. Судьба Мышонка балансировала на тонкой грани.
Глава 49
Гвендолин приоткрыла глаза и почти сразу об этом пожалела.
Сама она никогда не преступала черту, перебирая с вином или другой выпивкой, потому что своими глазами видела, какими муками это грозит, на примере большинства охранников Дома Ланкастер — на следующий день после любых праздничных торжеств. Болезненные гримасы на их серых лицах Гвен всегда находила уморительно забавными.
Пожалуй, в будущем стоит проявлять к страдальцам больше сочувствия.
Свет не просто бил по глазам: он тыкал в них сломанными клинками заржавленных сабель. Сердцебиение отдавало тупой пульсацией в черепе и, словно по проводам, скатывалось по шее вниз — да так, что девушке едва-едва удавалось сдерживаться, чтобы, перекатившись на бок, не исторгнуть наружу содержимое желудка.
Минуточку. Неужели она вправду могла напиться до такой степени? Последним, что Гвен еще помнила, было то, как полоумный старый эфирреалист горланит нескладные тексты мерзейшей песенки из самого грязного репертуара воздухоплавателей, а потом…
Потом в таверне, кажется, объявилось… гигантское чудище с Поверхности? Хотя эта конкретная деталь наверняка была порождением сонма лихорадочных кошмаров, в которых Гвен барахталась, даже не вообразить как долго. Скорее всего, у нее и впрямь похмелье. В таком случае стоит отписать Эстербруку и его подчиненным целую стопку открыток с извинениями.
У Гвен вырвался стон, и это тоже вызвало боль: в ребра и в спину сразу будто бы вонзились чьи-то огненные пальцы. Однако, прижав ладонь к нывшему боку, девушка встретила сопротивление натянутой, грубой ткани. Пришлось снова открыть глаза: нет, ей не мерещится, это действительно бинты. Под довольно тонкой сорочкой ее туловище стягивала тугая повязка, не дававшая нормально вздохнуть.
Получается, она покалечилась. Во время попойки, что ли? Боже небесный, пожалуйста, лишь бы не это! Бенедикт в жизни не даст ей забыть о подобном позоре.
Поднеся руку ко лбу, Гвен обнаружила голову обмотанной, подумать только, уже другими бинтами. Впрочем, в висках действительно что-то пульсировало, тяжело и размеренно. А если контузия? Так… Что, если ей все-таки не пришлось выставить себя в дурацком свете? Возможно, мысли ей попросту спутал мощный удар по черепушке.