— Я скажу ему прямо въ лицо, что онъ началъ нахаломъ, а кончилъ подлецомъ.
Въ эту минуту Филь Эвансъ замѣтилъ, что начинаетъ свѣтать. Сквозь оконце брежжилъ сѣроватый свѣтъ. Это означало четыре часа утра, потому что лѣтомъ въ Филадельфіи свѣтаетъ именно въ этомъ часу.
Но когда дядя Прюданъ нажалъ пружинку у своихъ часовъ съ репетиціей, купленныхъ на фабрикѣ его товарища по клубу, то чрезвычайно удивился, услыхавъ бой трехъ часовъ безъ четверти. Между тѣмъ, часы были заведены и не останавливались.
— Странно! — сказалъ Филь Эвансъ. — Въ три часа безъ четверти должно бы быть еще совсѣмъ темно.
— Вѣроятно, мои часы отстали, — отвѣчалъ дядя Прюданъ.
— Часы съ фабрики Waeton Watch Company! — воскликнулъ Филь Эвансъ. — Не можетъ этого быть.
Какъ бы тамъ ни было, а день занимался. Вскорѣ оконце ясно выдѣлилось бѣлизною среди окружающей глубокой темноты. Вмѣстѣ съ тѣмъ замѣчалась слѣдующая особенность: хотя солнце всходило раньше, чѣмъ бы слѣдовало ему всходить на сороковой параллели, проходящей черезъ Филадельфію, но зато разсвѣтъ совершался далеко не съ тою быстротою, которая свойственна нижнимъ широтамъ.
По поводу такого необъяснимаго феномена дядя Прюданъ сдѣлалъ опять замѣчаніе.
— Попробовать развѣ взобраться на стѣну и выглянуть въ окно? — подалъ мнѣніе Филь Эвансъ. — Но крайней мѣрѣ, мы узнаемъ, гдѣ находимся.
— Что же, можно, — отвѣчалъ дядя Прюданъ и крикнулъ Фриколену — ну, ты вставай!
Негръ вскочилъ на ноги.
— Прислонись спиною вотъ сюда, къ стѣнѣ, а вы, Филь Эвансъ, становитесь къ нему на плечи. Я буду поддерживать его, чтобы онъ какъ-нибудь не подогнулся и не уронилъ васъ.
— Хорошо, я полѣзу, — согласился Филь Эвансъ.
Онъ вскочилъ на Фриколена и выглянулъ въ бойницу.
Оконце было со стекломъ довольно толстымъ, и видъ изъ него былъ очень неширокій. Филь Эвансъ ничего путемъ не могъ разглядѣть.
— Ну, разбейте стекло, если оно мѣшаетъ, — сказалъ дядя Прюданъ. — Быть можетъ, тогда будетъ виднѣе.
Филь Эвансъ изо всей силы ударилъ по стеклу ручкой своего ножа. Стекло зазвенѣло, но не разбилось.
Филь Эвансъ ударилъ еще сильнѣе. Стекло опять-таки даже не треснуло.
— Что же это за стекло? — вскричалъ секретарь Вельдонскаго института. — Его никакъ не разобьешь.
Дѣйствительно, стекло было, какъ будто, сфабриковано по способу Сименса. Сколько его ни били, оно оставалось невредимымъ.
Между тѣмъ, разсвѣтъ становился все яснѣе и яснѣе, такъ что теперь можно было видѣть даже и черезъ стекло.
— Ну, такъ что же вы тамъ видите? — спросилъ дядя Прюданъ.
— Ничего не вижу! Ровно ничего!
— Какъ? А деревья?
— Нѣтъ деревьевъ.
— Даже верхушекъ? Даже кончиковъ вѣтвей?
— Даже этого.
— Такъ развѣ мы не на полянѣ парка?
— Не только не на полянѣ, но даже и не въ паркѣ.
— Ну, не видите ли вы крышъ, колоколенъ? — продолжалъ допрашивать дядя Прюданъ, кипятясь все больше и больше.
— Ни крышъ, ни колоколенъ.
— Какъ? Неужели ничего? Ну, быть можетъ, фабричныя трубы?
— Ничего. Только пространство и пространство.
Въ эту самую минуту растворилась дверь темницы, и на порогѣ появился высокій мужчина. То былъ Робюръ.
— Почтенные господа баллонисты, — сказалъ онъ своимъ важнымъ голосомъ, — вы свободны. Можете идти, куда вамъ угодно…
— Мы свободны! — вскричалъ дядя Прюданъ.
— Да… въ предѣлахъ моего Альбатроса.
Дядя Прюданъ и Филь Эвансъ, какъ сумасшедшіе, выбѣжали изъ кельи. — И что же они увидали!
Ниже, чѣмъ на тысячу метровъ, подъ ними разстилалась земля. Они глядѣли, глядѣли и никакъ не могли узнать, что это за мѣстность…
ГЛАВА VI,
«Когда же, наконецъ, человѣкъ перестанетъ пресмыкаться по землѣ и начнетъ жить въ безмятежной лазури неба?»
Такой вопросъ задаетъ извѣстный астрономъ Камиллъ Фламаріонъ. Отвѣтъ на него не труденъ: тогда, когда механика сдѣлаетъ настолько значительные успѣхи, что можно будетъ разрѣшить задачу воздухоплаванія.
Въ 1783 году, еще задолго до того, какъ братья Монгольфье устроили первый монгольфьеръ (такъ называются аэростаты съ нагрѣтымъ воздухомъ), а физикъ Шарль свой первый воздушный шаръ, нѣкоторые предпріимчивые умы уже мечтали о завоеваніи воздушныхъ сферъ при помощи механическихъ аппаратовъ. Первые изобрѣтатели даже и не думали о снарядахъ легче воздуха: тогдашнее состояніе физическихъ наукъ еще не представляло для этого никакихъ данныхъ. Нѣтъ, тогдашніе изобрѣтатели мечтали плавать по воздуху посредствомъ аппаратовъ тяжелѣе его, посредствомъ летающихъ машинъ, устроенныхъ на подобіе птицъ.