— Да её шьют каждому ребенку охотников, — отмахнулась Бетка со снисходительной улыбкой. — Мать, пока носит, шьет, рисует лицо. Считается, что куколка оберегает дитя от зубастых. А, когда ребенок рождается, внутрь зашивают…
— Серебряную монетку и клык, — вдруг глухо закончил Саня, побледнев и взглянув на девушку полным отчаяния взглядом. — Клык, который приносит с охоты отец. У меня была такая кукла. Она осталась в доме бабки.
Глава 44. О старых пройдохах и вспыльчивости.
К охотникам мы теперь ездили так часто, словно нанялись на работу. Заказы приходилось игнорировать, сбавив темп. Я не могла себе позволить упустить момент появления высшего, хотя ровным счетом никаких признаков его присутствия или хотя бы интереса к Габриэле не появлялось. Агата уже намекала, не то в шутку, не то всерьез, что нам следует занять один из гостевых домов и не жечь бензин, мотаясь туда-сюда. Но мне было спокойнее проводить время в своем доме. Хотя и в нем жизнь замирала почти полностью. Беата закрылась в себе, переживая горе утраты обоих родителей: погибшего отца и отрешившейся от мира матери. Я хорошо знала и понимала это состояние: когда чувств становится так много, что вынести их сознание уже не в силах и, между подступающей истерикой и полной эмоциональной глухотой, выбирает второе. Ученицу я старалась не беспокоить, опекая ненавязчиво, загружая тренировками и общими делами. Заставлять её лишний раз оставаться в деревне было бы немилосердно, и этот аргумент являлся не последним в моем решении таки пожечь топливо.
Отношения с Ирвином тоже будто встали на паузу. Нет, мы по-прежнему наслаждались друг другом, но между нами повисла некая недосказанность. Я вновь переваривала свои ощущения от совершенного мной поступка у падальщиков. И, прекрасно зная, что Вин терпеть не может разговоров на эту тему, старалась никак не демонстрировать эмоции. А то, что происходило в душе у Ирвина, оставалось для меня загадкой. Но дампир тоже часто бывал хмур и задумчив, не делая ни одной попытки завести разговор со мной. Он избегал, по возможности, визитов в тюрьму, к Габриэле. И я, понимая, как раздражает его запах настоя вербены, пробуждая в памяти тяжелые воспоминания, соглашалась с тем, что мой ученик проводил время, болтаясь по деревне, беседуя то с Гислиной, то с Беатой, то с кем-то из сыновей Ковалей. С Каспером у них давно сложилось приятельство, и меня данный факт радовал. Самой же мне приходилось держать руку на пульсе, бывая, в основном, с Гасей или Романом.
— Сочувствуешь? — с ноткой опекающего понимания произнес Ромек.
— Наверное. Не знаю, как это назвать. Мне ее не жалко, но…
— Леди, у вампирш хорошо развит навык мимикрии. Они все из себя такие нежные и беззащитные, — назидательно произнес Роман, благодушно созерцая, как я нервно затягиваюсь. — Но то, что творят эти чувствительные дамочки, большинству людей и в кошмаре не привидится. Ты не была в лаборатории. А я был. Там не только взрослые. Среди пленных были дети. Дети, у которых брали кровь. Которых резали – холодно и безжалостно. Многим не исполнилось и десяти лет. Самой Габриэли там не было, ручаюсь: она не смогла бы добраться до лаборатории и вернуться обратно, без опасений быть раскрытой. Слишком много времени бы потребовалось. Но в бумагах, написанных ее рукой, указания достаточно четкие. Оставь сочувствие для других. Она заслужила.
— Интересно, почему она предпочла писать от руки? — перевела тему я. — Есть же телефон, электронная почта, и…
— …и после того, как Фил обнаружил отправку писем из нашей деревни, этот способ перестал быть надежным, — отмахнулся Ромек. — Вампиры, взрослые, сформировавшиеся, довольно костны. Ты же сама знаешь. Цепляются за любимое прошлое, ностальгируют, так сказать. К цивилизации приспосабливаются неохотно, с трудом. Дать бы докторше телеграф, отбарабанила бы лихо, небось. Вряд ли Габриэля разбирается в нюансах компьютерных технологий столь же хорошо, как и в медицине. Телефон могли отследить. Компьютер тоже. И наша зубастая вернулась к старому привычному способу: листок, ручка, почта.
— Или гонец? — предположила я.
— Или гонец, — согласился Роман. — Пока глухо. Мы так и не поняли, как она связывалась с базой. Гася сети расставила, что твой гребень. Люди уже с ног сбились, бойцов не хватает. Созываем всех, кого можем. Манек, и тот обещался приехать, хотя, я думал, после смерти батьки он к нам долго еще не ходок. Клиника эта, черт бы её побрал, силы жрет, да и весь маршрут прогулок Габриэли, который удалось худо-бедно восстановить. Агуся уже думает ребят Кенеса кликнуть, нельзя наших надолго с рубежей снимать. Пусто. Никого. Её не хватились и не искали. Не понимаю, почему.