— Вот там и посмотришь. До старости еще дожить надо. А у твоего мастера все шансы избежать возрастных болей в суставах и пояснице. Толку думать о том, что ты не можешь изменить? Она свое решение приняла. Примет иное — будешь налаживать жизнь по-другому. А пока иди вперед и не думай о смерти. Если её постоянно бояться, то, считай, и не жил вовсе. Так, медленно умирал.
Ирвин слабо улыбнулся и поднял голову, вновь вглядываясь в мягко обволакивающее землю небо.
***
Время застыло, как капля воска. Дни сменяли дни, угнетая всех своим однообразием. Ничего не происходило и мы, поначалу напряженно ожидавшие развития, сникли. Габриэля толком не заговорила. Ромеку удалось выудить из нее некоторые подробности деятельности в стае, но на этом улов исчерпался. Любые вопросы, касавшиеся Эммануила, вызывали у Габриэли ужас. И, совершенно очевидно, что высшего она боялась куда больше, чем штатного палача охотников. Измученная, страдающая от нехватки крови, Габрыся осунулась. Гислина, швырнув пленницу в стену, сломала той несколько костей. И я, от Ирвина знавшая о трудностях регенерации в условиях жесточайшего дефицита крови, могла предположить, каково сейчас было зубастой. Раны заживали медленно, в том числе, благодаря стараниям Романа, активно применявшего вербену в попытках сломить стойкость вампирши.
Ирвин больше в тюрьму не заходил, предпочитая узнавать новости от меня. Собственно, я тоже перестала быть там частым гостем, во-первых, испытывая глубочайшее отвращение к работе Романа, а, во-вторых, из-за реакции Ирвина на тончайший след запаха, остававшийся на моей коже и одежде. Аромат живых цветов не вызывал в дампире негативных ассоциаций. Я помнила это по тому дню, когда Вин преподнес мне в подарок украшенную вербеной комнату, но, для уверенности, мы проверили еще раз. А вот легкий след запаха охотничьего отвара, исходивший от моего тела, дампир улавливал мгновенно. Вин старался не подавать виду, но я замечала, как зло кривятся его губы, если я не успевала переодеться и принять душ прежде, чем оказаться с напарником ближе обычной, приличествующей нахождению в обществе, дистанции. И его злость живо пробуждала во мне воспоминания о тех днях, которые я провела в тщетных попытках восстановить своего ученика, израненного падальщиками.
— Рика, хватит, — сердито оборвал Ирвин мои размышления, стягивая джинсы и забираясь ко мне под одеяло. Я лежала на спине, подложив руку под голову и созерцая мерцание свечи на потолке. День, несмотря на общую занудность, измотал меня. — Да, меня раздражает запах трав Ромека, но куда больше меня изводит твое опечаленное лицо. Мы договорились поставить точку, помнишь?
— Я не могу, — беспомощно отозвалась я. — Не могу забыть. Не могу согласиться с твоими доводами.
— И тащишь меня обратно в ад памяти, вслед за своими попытками умереть от раскаяния, — фыркнул Ирвин, нежно огладив кончиками пальцев мое лицо. — Прошлому место в прошлом. У нас есть проблемы поинтереснее. И не только в деревне охотников. Пока Эммануил делает нас, как щенков. Охотники разрываются, несмотря на помощь людей Кенеса в охране клиники. Гислина заперта на территории деревни, отпускать её Агата отказывается, помощи от нее никакой. Габриэля молчит, как заговоренная. Высший растворился, словно его и не было, но охотники смотрят друг на друга волком, хотя, вроде, версия с наличием предателя теряет актуальность. Ты, действительно, думаешь, что у нас есть время убиваться по поводу не заживавших когда-то ран?
Я уставилась на Ирвина, оглушенная его словами. Он, вглядевшись в мое лицо, вздохнул и откинулся на подушку.
— Только не начинай. Пожалуйста, хватит уже…
— Раны, Вин.
— Они зажили. Все, кроме той, которая у тебя в голове.
— Нет. Раны. Я поняла, почему от тела Коваля пахло вербеной.
Вин вновь повернулся на бок, подперев рукой голову. Раздражение еще не отпустило его, но смотрел дампир с интересом. Я же, утратив способность расслабленно лежать, вскочила на ноги и заметалась по комнате в поисках телефона.
— Высший имеет свойство не вызывать страха у людей. В нем не чувствуют вампира другие зубастые. Мы видим в нем человека. Черт, так просто. Раны, Вин, его раны должны заживать крайне быстро, порезы — почти мгновенно! Габриэля обрабатывала швы, чтобы тело не отторгало серебро. С регенерацией не совладать. Я не знаю, что он делает с этим чертовым отваром, обливается или глушит литрами, но он делает это для того, чтобы его раны не заживали быстро! Он пытается выглядеть обычным человеком! Он там, понимаешь, он… Гася, привет, это я.
— Мне кажется, с работой под прикрытием тебе следует завязать, — недипломатично высказался отец, едва выпустив меня из объятий.