Вин вздохнул и признал:
— Я думал об этом. Чёрт, я последнее время только об этом и думаю. Леди…
— А что Леди? — усмехнулась Габрыся. — Наслаждайся. У тебя есть еще лет десять на то, чтобы подержаться за крепкую попку. Натрахайся всласть. А потом она начнет угасать, и, сколь бы ты не внушал себе мысли о высокой любви, однажды тебе захочется тела помоложе. И сознания пошустрее.
— Я именно об этом, — подхватил Вин. — Понимаешь, я думаю, что она именно та… Единственная. Та, которую я выбрал в качестве пары.
Габриэля приподнялась, с трудом опираясь на изувеченную руку, окинула его неверящим взглядом и расхохоталась.
— Вин, серьезно? Ты веришь в эту романтическую чепуху? Не существует никакой особой вампирской любви. Лебединая верность, вместе навеки… Это все чушь! Никакой химии и принудительной привязанности нет.
— Подожди, но ведь Гис и Себастиан…
— Себуш ее любил, понимаешь? — фыркнула Габриэля, вновь опускаясь на жесткую койку. — Любил по-настоящему. По-человечески. Говорил, увидел тогда дочку воеводы, и пропал. Как мальчишка. Пытался уговорить, да эта сука чуть его не сгубила. Ну, он разъярился и обратил её, к зубастой матери. Думал, справится, подчинит. Да переборщил с развлечениями. Была бы она вампиром, жили бы в любви и согласии по сей день. Воспитал бы себе жену. А Гис оказалась с принципами. И на всю голову ушибленная синдромом здравого смысла. Она жизнь свою подчинила противостоянию с Себушем. И зависит от него куда больше, чем, вероятно, сама думает. Даже теперь, когда он отправился к праотцам. Какая же тут вечная любовь, Вин? Ну, у Себуша-то, понятно. Он триста лет за ней ходил. Сколько раз из-за нее перед Эммануилом подставлялся… Тот порывался прибить сучку, да Себастиан его умолял не трогать её. Любил, понимаешь? Надеялся переубедить. Вот и вся легенда. Когда живешь долго, начинаешь ценить некоторые вещи.
— Ты знакома с Эммануилом? — поразился Ирвин, позабыв на миг об интересовавшей его теме.
— Конечно, — ядовито выплюнула Габриэля. — Он же меня обратил. А ты не стесняйся, записывай. Чтобы не забыть подробности до своих друзей донести.
Ирвин вздохнул и сморщился, расстегивая куртку.
— Леди не знает, что я здесь. И Гася тоже. Они обе заняты делами, Гис с ними. Я ускользнул. Охране наплёл, конечно, что по поручению. Леди потом скажу, что решил сам тебя разговорить, да не вышло. Это тебе. Держи, — он вынул из-за пазухи две упаковки с кровью и протянул вампирше. — Пей скорее, мне упаковку унести надо будет.
Габриэля уставилась на него озадаченным взглядом, потом, опасаясь, что дампир передумает, неловко сгребла предложенное угощение и, вспоров когтями первый пакет, жадно присосалась к нему.
— Я Леди хочу обратить, — тоскливо признался Вин, обвив руками колени. — Но не знаю, как это сделать. Несколько раз экспериментировал. Сам не смогу. Моя кровь людей убивает. Пробовал и так, и эдак… не вышло. Надеялся, что ты подбросишь идею. Последствий я не слишком опасаюсь. Сразу Леди меня не убьет, слаба будет. А там, глядишь, договоримся. Она меня любит.
— Ну, вариант вполне рабочий, — на секунду оторвавшись от питья, согласилась Габриэля. — Себуш вот тоже так рассуждал. Так что ты поаккуратнее с обстоятельствами обращения… И почему сразу не сможешь? Ты…
— Пей, — прервал её Ирвин. — У нас минут пятнадцать точно есть. Может, и больше. Если Леди меня искать станет, она позвонит. Ромек спать пошел. А без него тебя никто не тронет.
Несколько минут тишину нарушали только торопливые глотки. Габриэля, начавшая пить с жадностью дорвавшегося до еды голодающего, постепенно успокоилась, и остатки прикончила вполне размеренно.
— Спасибо, — серьезно произнесла вампирша, облизав оба разорванных пакета изнутри, и с сожалением возвращая чистую упаковку дарителю. — Мне легче. Вот видишь, оказывается, зубастые бывают человечнее людей.